Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Странными были эти визиты, и в то же время уже во второй раз все казалось естественным. Непостижимым образом в давящей, мертвой Пустоте появилось ощущение чуть ли не домашнего тепла. Посиделки, да и только. Давно забывшие о доме странники создавали его там, где находились в данный момент.

Впрочем, присутствующих объединяло то, что у всех был «дом, которого больше нет», а по большому счету это и ко всем в Валмаре относилось. Но Валмар — Валмаром, а они здесь пробовали жить. Конечно, Пустота гасила цвета и звуки, заставляя все время чувствовать свои липкие щупальца, но непринужденной беседе помешать не могла. Равно как не мешала по мере сил приводить в порядок изрядно потрепанного Валу, — и его голос, рассказывавший недомайар о Песне и Эа, о замке Хэлгор и Аст-Ахэ, и о многом другом, о чем больше не вспоминали на Арде, она тоже не могла заглушить. Гортхауэр с удивлением и некоторой досадой, которая постепенно растворялась, как грязный городской лед весной, наблюдал как его непутевый ученик, никогда не считавший его учителем, становился почти таким, как в первые дни их знакомства. И даже более открытым — с лица майа порой слетало равнодушие, в холодных глазах вспыхивали мечтательные отсветы… А взбесившая его девчонка, жадно слушающая сейчас рассказы Учителя… Иногда Черный Майа не узнавал и своего Валу — тот бывал похож на себя прежнего, еще до Первой войны. И вообще многое в поведении Учителя было ему непривычно — при новых знакомых выбрались на свободу присущие тому язвительность и ехидство, обычно сдерживаемые, дабы не смущать учеников. Доставалось от его языка и той, и другой стороне.

— И стоило вам ругаться? Ну почему все так? — допытывалась Эльдин.

— Так ведь нельзя иначе, кроме как по Замыслу! Шаг в сторону — попытка к бегству, прыжок вверх — попытка улететь…

— А тебе что, больше всех надо было?

— Видимо, да. Конечно, я же Враг, мне же весь мир нужен был, никак не меньше…

— Нашли, что делить…

— А что, плохо вышло? — утрированно-возмущенно насупился Мелькор.

— Могли бы и получше, раз такие Айнур, — ухмыльнулся майа.

— Ну, наверное, я и испортил, кому ж еще.

— А теперь на кого все валить?

— На ложь, мною посеянную.

— А если бы ты вообще на Арду не совался? Тогда — как?

Мелькор как-то осунулся и чуть сгорбился, пытаясь поправить на плече полуистлевшую рубаху.

— Может, действительно все хорошо и тихо было бы. Менее интересно, на мой взгляд, зато ни войн, ни крови. С Ауле ничего бы не стало, да и с Манвэ… Сулимо его еще тогда прозвали, а сейчас… — Вала вздохнул.

— На самом деле история таких вопросов не терпит — ты же знаешь. Но, может, на следующем витке? — проговорила Эльдин.

— Мудрые говорят: «Пока живу — надеюсь», так у тебя этого добра, и жизни, и надежды, бесконечный запас, — улыбнулся Аллор.

— Да уж, чего-чего… Да проку-то…

— А какой прок в ее, надежды, отсутствии?

Майа отпустил вторую руку Мелькора, ладонь выглядела значительно лучше, а до запястий добраться мешали наручники.

— Может, и с этим когда-нибудь справимся. — Майар усмехнулись. — Все же ничего вечного нет…

* * *

Какое-то непонятное волнение, еле ощутимое колебание почудилось Королю Мира в тягучем воздухе Валмара Многозвонного. Мелькнуло — и пропало, оставив ощущение чего-то недосказанного. Хорошее ли, дурное — дать этому оценку было сложно, хотя необходимо. А как же иначе? В Блаженной земле, вверенной его попечению, ничто мало-мальски значимое не должно пройти незамеченным для Владыки. Стихия его такая — поставленная на службу порядка.

«Сильнейший из Айнур, сошедший на Арду, ища господства над ней, всегда опасен, и ложь, посеянная им, бунт против благого Замысла, начатый им, как сорняки, ждут своего часа, чтобы вновь прорасти…» — и чтобы их выпололи — под корень, это его, Манвэ Сулимо, дело. Творец благ, и возвышает верных Ему, а неверных жестоко карает — для этого есть преданные слуги, и он, Король милостью Эру Илуватара, — первый. Чтобы оградить других от ошибок, за которые платят — ТАК… Все правильно. Пусть не любят, лишь бы слушались. Насчет любви народной у Повелителя Айнур иллюзий не имелось. А спектакли, если кому-то от этого легче — пусть будут. Самому же в это верить — «…милая, может, я идиот, но я не дебил…». Откуда берутся в голове такие слова? Музыкой навеяло, гм…

И все же что за возмущение качнуло невидимые стены окружающего Блистательный Аман покоя?