— Вот Кэлен Амнелл! Прямо под этим могильным камнем, как тут и написано! И это вся информация, которую ты получил от Шоты, когда она выманила у тебя меч?
Ричард и не пытался отрицать, что меч у него отняли обманом.
—
— Долина Небытия! — передразнил Зедд. Он долго и пристально смотрел в черное небо, потом вздохнул. — Я не думаю, что Шота объяснила тебе, что такое эта Долина Небытия?
Ричард кивнул головой, не поднимая глаз.
— Еще она говорила, что мне нужно остерегаться гадюки с четырьмя головами.
Зедд опять сердито вздохнул.
— Только не говори мне, что ни ты ни она не знаете, что это значит.
Ричард опять кивнул, по-прежнему не глядя на деда.
— И это все? Это и есть та ценная информация, за которую ты отдал Меч Истины?
Ричард заколебался.
— Было еще кое-что. — Он говорил так тихо, что за нежным шепотом дождя его слова были едва слышны. — Шота сказала, что я ищу… что-то, давно похороненное.
Тлеющий гнев Зедда грозил в любой момент превратиться во взрыв.
— Вот, — проговорил он, указывая пальцем, — вот, то, что ты ищешь. Мать-Исповедница, Кэлен Амнелл, она давно похоронена.
Ричард молча опустил голову.
— И за это ты отдал Меч Истины. Бесценное оружие. Оружие, которое в равной степени несет и добро и зло. Оружие, созданное волшебниками древности, которое вручалось только избранным. А ведь это ты был избран. И ты отдал его ведьме. Ты хоть представляешь, чего мне стоило в прошлый раз забрать этот меч у Шоты?
Ричард покачал головой, уставясь на землю около гроба. Похоже, он сомневался, что голос его послушается.
Никки знала, что Ричард может многое сказать в свою защиту. Знала, что есть множество доводов, рассуждений, вытекающих из его верований и действий, но не говорил ничего, даже когда ему представлялась такая возможность. Пока его дед бушевал, он молча стоял на коленях, опустив голову, не сводя глаз с открытого гроба, в котором лежала его разбитая мечта.
— Я доверил тебе большую ценность. Я думал, что в твоих руках опасное оружие не принесет вреда, Ричард. Ты разочаровал меня — и подвел всех остальных, ради погони за призраком. Ну что ж, вот тебе то, что давно похоронено. Может быть, ты и считаешь, что совершил удачную сделку, но мне вовсе так не кажется.
Кара стояла неподалеку, держа фонарь. Ее волосы прилипли к голове, мокрые от небольшого, но непрекращающегося дождя. Видно было, что она хочет сказать что-нибудь в защиту Ричарда, но ничего не могла придумать. У Никки было то же чувство — она боялась сказать что-нибудь, потому что чувствовала, что если раскроет рот — сделает только хуже. Тишину туманной ночи заполняло лишь мягкое шипение дождя да шелест листьев.
— Зедд, — запинаясь сказал Ричард, — я очень сожалею.
— Сожаление не заберет меч из рук Шоты. Сожаление не спасет тех, кто может пострадать от рук Самуэля, вооруженного магическим мечом. Я люблю тебя, как сына, Ричард, и всегда буду любить, но я никогда не был так разочарован в тебе. Я и предположить не мог, что однажды ты сотворишь что-то столь легкомысленное и опрометчивое.
Ричард кивнул, явно не желая оправдываться.
Сердце Никки разрывалось от боли за него.
— Оставайся тут и похорони Мать-Исповедницу, как должно. А я пока подумаю, как отобрать меч у ведьмы, которая оказалась намного умнее, чем мой внук. Ты должен наконец понять, что нужно отвечать за результаты своих поступков.
Ричард кивнул.
— Хорошо. Я рад, что ты понял большую часть моих слов. — Он повернулся к Каре и Никки, его взгляд внушал такой же ужас, как и взгляд Ралов. — Я хочу, чтобы вы вместе со мной вернулись в Башню. Мне нужно знать все об этом Звере. Все.
— Я должна остаться и охранять Лорда Рала, — сказала Кара.
— Нет, — ответил Зедд. — Ты пойдешь со мной и расскажешь мне все, что произошло у ведьмы. Подробно. Я хочу знать каждое слово, которое произнесла Шота.
Кара выглядела измученной.
— Зедд, я не могу…
— Иди с ним, Кара, — тихо, но настойчиво сказал Ричард. — Сделай, как он просит. Прошу тебя.
Никки понимала, каким беспомощным чувствовал себя Ричард в присутствии деда, неважно, насколько он был уверен в своих действиях, неважно, что он думал, что считал необходимым. Она вспомнила, что всегда чувствовала себя подобным образом в присутствии своей матери, когда та начинала говорить о ее неправильных действиях. Никки никогда не могла защититься от ее обвинений, не могла противостоять представлениям матери о том, как и что она должна была делать. Ее мать всегда могла представить действия Никки мелкими и эгоистичными. Независимо от возраста, она всегда оставалась ребенком для тех, кто ее воспитывал; даже когда она уже училась во Дворце Пророков, мать продолжала считать ее десятилетней глупышкой.