Девятое правило волшебника, или Огненная цепь

— Скажи мне, — приказал Натан спокойным, глубоким голосом Рала. — О чем эта книга?

Энн открыла рот, но не смогла произнести ни слова.

— Ну, тогда вспомни, — продолжал Натан тем же спокойным голосом, от мощи которого, казалось, камни могли рассыпаться в прах, — хоть одну строчку из твоей любимой книги. Хоть какую-нибудь: первую, последнюю, любую из середины.

Ее память была словно совершенно чистый лист.

Она уставилась в острые, пристальные глаза Натана, он ближе наклонился к ней.

— Скажи мне хоть что-то, хоть единственный образ из этой книги.

— Натан, — наконец сумела прошептать она, ее глаза были широко раскрыты, — ты часто забирал эту книгу в свои покои. Ты знаешь ее лучше меня. Что ты помнишь о «Невозмутимых Истоках»?

— Ни… единого… слова.

Глава 12 (MagG)

Энн сглотнула.

— Натан, как можем мы оба совсем не помнить любимую книгу? И как то, чего мы не можем вспомнить, связано с чистыми страницами?

— Очень хороший вопрос.

Внезапно ее обожгла догадка.

— Заклинание. Возможно, все из-за того, что книги были под воздействием заклинания.

Натан скорчил гримасу.

— Что?

— На многие книги накладывают заклинания, чтобы защитить информацию. Я не сталкивалась с этим в отношении книг-пророчеств, но это обычная практика для магических книг. Это место создано, чтобы использовать его как тайник. Возможно, это сделано и для защиты информации, содержащейся в книгах. Это заклинание могло активизироваться, когда волшебник, обладающий необходимой силой, открыл хранилище. Заклинания такого рода иногда могут быть настроены даже на определенного человека. Обычный метод защиты от непосвященных — заклинание стирает из их памяти все, что они могут прочесть в запретных книгах. Посторонний, даже если и прочтет что-то из нее, немедленно забудет все прочитанное. Заклинание сотрет прочитанный текст из его памяти.

Натан не ответил, но его угрюмый вид немного смягчился, пока он обдумывал ее идею. Судя по выражению его лица, он сомневался в правильности этой теории, но, очевидно, не хотел сразу отбрасывать такую возможность, потому что собирался сказать еще что-то очень важное.

Он решительно указал пальцем на небольшую стопку книг, лежащих отдельно.

— Эти книги, — веско произнес он вполголоса, — в основном посвящены Ричарду. Большинства из них я прежде не видел. Меня очень тревожит, что именно они были так надежно спрятаны и в них больше всего пустых страниц.

Уже одно то, что так много книг пророчеств, упоминающих Ричарда, отсутствовали во Дворце Пророков, внушало тревогу. В течение пятисот лет она собирала по всему миру любые книги, которые можно было найти, и которые содержали любую, самую незначительную заметку, связанную с Ричардом.

Энн почесала бровь, обдумывая происходящее.

— Ты смог узнать что-нибудь?

Натан взял верхний том и рывком раскрыл книгу.

— Ну, вообще-то один символ, вот этот, очень меня беспокоит. Это чрезвычайно редкая форма пророчества. Оно записано в момент, когда пророк был во власти своего видения. Такие графические пророчества составлялись в момент очень мощного озарения, когда обычные записи могут занять слишком много времени и разорвать поток образов, проходящих через его разум.

Энн имела смутное представления о таком виде пророчеств. Она вспомнила о некоторых хранилищах Дворца Пророков. Натан никогда не рассказывал, что там находилось, а кроме него этого никто не знал. Еще один из небольших тысячелетних секретов Натана.

Она наклонилась, внимательно изучая замысловатый рисунок, который занимал большую часть страницы. В нем не было ни одной прямой линии, только причудливые спирали и дуги — все они вращались, словно в водовороте, который казался почти живым. То тут то там перо с такой силой нажимало на поверхность пергамента, что линия представляла собой две параллельные черты там, где под давлением расходились половинки пера. Энн поднесла книгу поближе к свече и тщательно разглядывала любопытный фрагмент рисунка, где линии были нанесены особенно грубо. Она заметила в древней линии высохших чернил острый кусочек металла — одна сторона пера надломилась, повредив страницу. Осколок все еще оставался на том же месте. Линия продолжилась более чистой — автор взял новое перо — но не стала от этого менее яростной.

В рисунке не было никаких опознаваемых предметов, он казался абсолютно бессодержательным. И все же внушал такую серьезную тревогу, что волосы вставали дыбом. Казалось, смысл рисунка вот-вот откроется ей, но это значение было вне ее сознательного понимания.

— Что это? — она положила книгу на стол, раскрытую на странице со странным рисунком. — Что это значит?

Натан провел пальцем по сильному подбородку.

— Это довольно трудно объяснить. Сложно подобрать точные слова, чтобы описать ту картину, которая возникает в моем сознании, когда я смотрю на него.

— Ты думаешь, — преувеличенно терпеливо спросила Энн, сжимая руки, — что мог бы сделать усилие и описать мне то, что ты видишь?

Натан искоса рассматривал ее.

— Единственные слова, которые я могу подобрать, глядя на это — Зверь идет.

— Зверь?