Девятьсот бабушек

— Разве что медиум. Не могу сказать, каков количественный предел у этого знания. Но у человека непросветленного предел есть точно. Причем во всех сферах.

— А просветленный знает больше?

— По-настоящему просветленным может быть только тот, чье тело уже умерло. Если ушедший в потусторонний мир обретает блаженное видение, тогда он способен знать всех, кто жил с начала времен.

— Все миллиарды людей?

— Все.

— С помощью того же самого мозга?

— Нет. С помощью того же самого сознания.

— Тогда не должен ли даже верующий признать, что разум живущего — вещь очень условная? И что связь, которую он имеет со всеобъемлющим сознанием, весьма незначительна? Разве может сознание остаться прежним, если с ним происходят такие изменения? Это все равно что утверждать, будто полное ведро вместило в себя океан, хотя оно всего лишь до краев заполнено водой. Вы говорите «с помощью того же самого сознания». Как сознание может быть тем же самым?

— На этот вопрос у меня нет ответа.

Тогда Энтони пошел к психологу.

— Сколько людей вы знаете, доктор Ширм?

— Я мог бы отмахнуться от вопроса и сказать: столько, сколько мне нужно. Но это неправда. Я люблю людей, что редкость для моей профессии. Что ты хочешь выяснить?

— Сколько людей может знать один человек?

— Это вообще неважно. Люди обычно преувеличивают число своих знакомств. Что именно ты пытаешься выяснить?

— Может один человек знать всех на Земле?

— Естественно, нет. Но ему может так казаться, а это как раз неестественно. Иллюзия такого рода, сопровождаемая эйфорией, называется…

— Не хочу знать, как она называется. Почему ученые вечно сыплют латинскими или греческими словами?

— Частично ради дешевого эффекта, частично по необходимости. В нашем собственном языке просто не хватает слов. Подбирать названия для научных концепций так же трудно, как давать имена детям. Мы, когда исследуем мозг, ведем себя, как молодая мамаша. А она никогда не назовет двоих детей одним и тем же именем.

— Спасибо. Но только я сомневаюсь, что это иллюзия. И никакой эйфорией она не сопровождается.

Для допроса этих четырех человек у Энтони имелась веская причина. Дело в том, что он знал всех людей на Земле. Этот дар пришел к нему недавно. Он знал каждого в Солт Лейк Сити, где никогда не бывал. Знал всех в Джебел Шах — городе, амфитеатром спускающемся к гавани, и в Батанге, и в Вейлми. Он знал бездельников, толкущихся у въезда на мост Галата в Стамбуле, и носильщиков в Куала-Лумпуре. Он знал торговцев табаком в Пловдиве и резчиков пробки в Португалии. Он знал докеров в Джибути и перчаточников в Праге. Он знал крестьян в окрестностях Эль Центро и ловцов ондатры в Баратария Бэй. Он знал три миллиарда людей — по именам, в лицо, с массой сопутствующих подробностей.

— И это притом, что я не слишком умный. Меня называют недотепой. В фильтр-центре меня трижды перепрограммировали. Я видел лишь несколько тысяч из миллиардов людей, и мне кажется странным, что я знаю всех на Земле. Возможно, это иллюзия, как говорит доктор Ширм, но иллюзия очень детальная. И она уж точно не сопровождается эйфорией. Я чувствую себя заблудившимся в джунглях, когда думаю об этом.

Он знал торговцев крупным рогатым скотом из Леттеркенни, графство Донегал. Он знал резчиков тростника из Ориенте и трех альпинистов в Милн-Бэй. Он знал, кто умер и кто родился в эту самую минуту. И во все остальные минуты тоже.

— От этого никак не избавиться. Я знаю всех на свете. Невероятно, но это факт. Зачем мне знать их? Среди них не наберется и десятка человек, у кого бы я мог занять доллар. Ни одного из них я не могу считать своим другом. Не знаю, каким образом эта способность появилась, но я осознал ее внезапно. Мой отец был старьевщиком в Уичите, и мое образование фрагментарно. Я неотрегулированный интроверт, недееспособный и несчастный. К тому же, у меня слабые почки. Почему этот дар достался именно мне?

Мальчишки на улице улюлюкали ему вслед. Энтони ненавидел детей и собак: они не давали прохода горемыкам и неотрегулированным. И дети, и собаки нападали стаями. И те, и другие отличались трусостью. Если кто-то из них подмечал чью-то слабость, то он не пропускал ее мимо. Да, отец Энтони был старьевщиком, но это еще не причина для улюлюканья! И как только дети узнали про его отца? Владеют такой же способностью, которая проявилась у него недавно?

Но что-то уж слишком он загулялся по городу. Давно пора уже быть в фильтр-центре. Там часто теряли терпение, когда он увиливал от работы. Вот и сейчас полковник Питер Купер с нетерпением ждал его прихода.

— Энтони, где ты был?

— Гулял. Поговорил с четырьмя людьми. Я не сказал ничего, касающегося фильтр-центра.

— Фильтр-центра касается все. Ты же знаешь, что у нас секретная работа.

— Да, сэр, но я не понимаю, в чем ее смысл. Как можно рассекретить информацию, которой не владеешь?

— Распространенная ошибка. Другие могут понять, в чем смысл твоей работы, проанализировав сказанное тобой. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Слегка взволнован, нездоров, на языке накипь, и еще почки…