Девятьсот бабушек

Во имя этой высокой миссии отец Барнаби и оказался на Эналосе, забытой Богом планете. Можно ли было назвать ее обитателей — энаби — людьми? Если бы их ископаемые останки обнаружились где-нибудь на древней Земле, их, безусловно, причислили бы к предкам человека. Немного странные уши — но не такие уж большие, как кажется на первый взгляд. Было нечто готическое в их высоких прическах и небольшом хвостовом отростке, в необыкновенной подвижности черт и в коже, меняющей цвет… но ископаемые останки всего этого не показали бы. Да и вообще, разве можно сказать, что чьи-то уши выглядят более гротескно, чем наши? Вы когда-нибудь смотрели трезвым взглядом на свои собственные уши — странные штуковины, приклеенные по бокам головы?

«Они же вылитые горгульи!» — сказал об энаби один из ранних земных визитеров. Все верно, так и есть, ведь именно с энаби скопировал горгулий один еще более ранний земной визитер. Впрочем, на Эналосе обитало весьма продвинутое и любопытное сообщество горгулий — чрезвычайно развитое в техническом плане, со странноватой этикой и удивительным искусством. Утонченные и рафинированные полиглоты, во многих отношениях куда более человечные, чем сами люди.

Отец Барнаби первым делом посетил Правителя Земель, одного из гражданских лидеров энаби. Заговорив о своей миссии, священник сразу наткнулся на глухую стену непонимания.

— Вижу, куда вы клоните, маленький пастырь, — сказал Правитель Земель. — Пожалуй, мы могли бы рассердиться, если бы позволяли чему-либо нас сердить. Но мы уже давно прошли ту стадию развития, которой свойственно раздражение. Если вы ограничите свою религиозную активность кругом землян и других гуманоидов — нет проблем. По счастью мы, энаби, не попадаем в эти категории. А раз так, то среди нас не будет никаких возможностей для развития ваших благочестивых устремлений.

— Но вы, энаби, живые существа, к тому же от природы одаренные незаурядным умом, мой господин. Наверняка Господь наделил вас и бессмертными душами.

— Наши души достигли полной реализации. Что может человечество дать тем, кто вышел в пределы трансцендентного?

— Истину, Путь, Жизнь, Крещение.

— Первые три мы оставили далеко позади себя. Последнее — невнятный ритуал умирающей секты. Что он может нам дать?

— Отпущение грехов.

— У нас нет грехов. Мы ушли далеко вперед. Вы, люди, полны стыдливости и движимы чувством вины. Вы принадлежите к видам, пока не достигшим полной зрелости. Мы могли бы быть вашими старшими братьями. А идея греха — всего лишь один из аспектов подростковой незрелости.

— Грехи есть у всех, мой господин.

— Это всего лишь детский тезис, маленький пастырь. Почему-то из него вы делаете вывод, что все должны быть спасены — причем не иначе, как вами, расой короткоухих плосколицых детей. В отношении нас, расы эналой, это совершенно теряет смысл: подумайте сами, откуда нам взять грехи? За счет чего нам можно было бы согрешить? Наше размножение давным-давно уже не следует вашему абсурдному пути и не сопровождается страстью. То есть девяносто процентов греха мы сразу отметаем. Что еще? Какие шансы для грехопадения? У нас нет бедности, стяжательства, зависти. Наш обмен веществ отрегулирован так четко, что лень или, наоборот, беспрерывная истерическая гиперактивность у нас попросту невозможны. Мы давно обрели баланс во всем, тогда как ваш пресловутый грех — лишь последствия дисбаланса. Напомните, пожалуйста, какие там еще имеются грехи у вашей неповзрослевшей расы? А то я подзабыл.

— Гордыня, алчность, похоть, гнев, чревоугодие, зависть, леность, — ответил отец Барнаби. — Это главные грехи. И они же — источник всех прочих.

— Красивая речь. Но разве вы не видите, что мы полностью лишены этих семи камней преткновения? Гордыня — не что иное, как неправильное понимание природы и самого понятия достижения. Алчность исчезает, как только все, чего можно взалкать, становится доступным. Похоть лишь часть физиологического механизма, который у нас полностью утратил свою актуальность. Гнев, чревоугодие, зависть, леность — всего лишь дисфункции. Дисфункции подлежат коррекции, и мы их уже скорректировали.

Отец Барнаби на время сдался под таким напором аргументов. Его мысли блуждали, пока он глазел на поля и луга планеты Эналос. Один из ранних исследователей так описал этот мир: «Я будто двигался под водой. Но это не было связано с ощущением сопротивления среды — атмосфера здесь легче земной. Скорее это из-за поблескивания и волнообразного движения воздуха и из-за воздушных теней, что заменяют здесь облака. Они напоминают бегущие по воде тени, оставляемые гребнем волны. Вкупе с местной флорой, сильно напоминающей подводные растения Земли, хотя и прямостоящие, это создавало у меня ощущение, что я иду по дну океана». Священнику же казалось, что все это время он расточал свои речи под водой, и так и не был услышан.

— А что это за гигантский котел на главной площади? — спросил он Правителя Земель. — Похоже, очень древний.