Девятьсот восемьдесят восьмой

– Я тоже хотел бы так думать. – Марсель сокрушенно покачал головой и встал, чтобы пройтись по комнате. – Однако мы имеем то, что имеем. Лада не желает пускать христианство на свои земли, и я не смог ее переубедить.

– Не желает? Ну и пес с ней. Нам-то что? С чего ты вдруг так переполошился? То есть, конечно, для тебя это важно, – торопливо поправился Курьян, оглянувшись на Мусу, который прислушивался к разговору. – Ты-то священник.

Взглянув на собеседника, который выглядел озадаченным, историк понял, что они говорят на совершенно разных языках. В споре православного и язычника славянин занял бы сторону второго, ни секунды не раздумывая, и это было логично. Как объяснить ему, что речь шла не о деревянных фигурках его богов, а о самой жизни? Марсель не смог придумать ничего стоящего и просто развел руки в стороны. Мусу, однако, такой ответ не устроил. Удивленно подняв брови, он подошел к бывшему начальнику и требовательно взглянул ему в глаза:

– Что делать будешь?

– Не знаю. Может быть… Нет, не знаю.

– Нужно знать.

Кивнув, Марсель отошел в сторону и некоторое время стоял неподвижно, уставившись в одну точку. Выхода из ситуации так и не придумал, однако принял единственно верное, как ему показалось, решение. Повернувшись к друзьям, выжидающе смотревшим на него, историк обратился к ним самым спокойным голосом, на который только был способен:

– Дальше я сам. Вам нужно возвращаться.

– Ты чего это удумал? – возмутился Курьян, а Муса просто отрицательно помотал головой.

– Это не обсуждается, – упрямо повторил Марсель. – Здесь одному гораздо легче справиться, чем целой армии. Пока вы со мной, у князя может создаться впечатление, будто я чего-то боюсь. Этого допускать ни в коем случае нельзя. Так что ваше присутствие даже мешает мне. К тому же меня просто так отсюда не выпустят, пока Владимир того не пожелает.

– Ну, раз так… – Курьян с сомнением взглянул на мавра, но тот не был готов сдаться так просто.

– Кирилл – посланник церкви, большой человек, – с пафосом проговорил Муса. – Я – телохранитель Кирилла. Вала. Верность. Я дал слово.

– Тогда я освобождаю тебя от него! Пойми, ты только мешать будешь, друг. – Марсель изо всех сил старался быть убедительным. – Если вдруг со мной что-то случится, кто сообщит об этом императору? Сгинешь здесь – и кому тогда нужна будет твоя верность? Подумай. К тому же тебе теперь следует заботиться не только о себе, но и о Меланье. Забыл о ней?

– Не забыл, – хмуро отозвался мавр. – Женщина ждет. Долг.

– Твой долг – остаться в живых, чтобы при необходимости рассказать обо всем, что здесь произошло. Так что не спорь со мной, прошу.

– И когда мы отправляемся? – спросил Курьян, поглядывая на Мусу, который замолчал, исчерпав все доводы.

– Вот прямо сейчас и поезжайте, – махнул рукой Марсель. – Чем раньше, тем лучше.

– Так сразу?

– А чего ждать? Хорошо еще, если вас выпустят.

Наблюдая за тем, как Курьян, растерянно оглядевшись, взял со стола походную торбу, историк перевел взгляд на мавра, который продолжал неподвижно стоять посреди комнаты.

– Ну, решился?

– Сделаю так, как говоришь. – Муса вдруг успокоился, и теперь его лицо не выражало вообще никаких эмоций.

– Вот и хорошо. С Богом!

Похлопав телохранителя по плечу, историк хотел было обнять Курьяна на прощание, но вовремя вспомнил о своем статусе и просто кивнул.

– Слушай, – неожиданно с надеждой взглянул на него Курьян и, отведя в сторону, зашептал: – А может, и ты с нами? Уж как-нибудь провезем тебя. Кирилла-то ведь дружина без маски не видела, верно? Выйдешь, сядешь на коня – и поминай как звали. Никто и спрашивать не станет. Вернемся в Триполье, тебя там Маруся, поди, заждалась.

– Кто? Почему? – смутился Марсель.

– Ой, да брось! – Курьян всплеснул руками. – Всему селищу известно, что девка по тебе сохнет. Один только ты все нос воротишь. Ну, может быть, кузнец наш еще в облаках витает по глупости отцовской.

– Нет, ты ошибаешься.

– Да ну тебя! Баламошка и есть… – Оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Муса ничего не слышит, Ку-рьян продолжил: – Маруся без тебя завянет, будь уверен. Так что не вздумай помирать здесь, понял? Я вижу, что ты упрямый, но постарайся уж как-нибудь вернуться к нам целым и невредимым. Ее хотя бы пожалей. Все, я сказал. А дальше сам решай.

Многозначительно взглянув на Марселя, он закинул торбу на плечо и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Муса, что-то сказав своим молчаливым помощникам, вместе с ними последовал за Курьяном. Все произошло так быстро, что историку даже стало немного обидно. Однако он тут же отогнал от себя эти мысли и прислушался: судя по звукам, его спутники легко миновали стражника, дежурившего в коридоре, и вышли наружу. Закрыв глаза, Марсель, несмотря на то что всю жизнь проповедовал научный атеизм, попросил Бога, чтобы его друзьям удалось покинуть Киев невредимыми. В конце концов, не услышав ничего подозрительного, он сделал вывод, что Мусе с Курьяном позволили уехать, и немного успокоился.

* * *