Девятый день

Постепенно организм свыкся с голодом, начал поедать, переваривать сам себя, вытягивая отовсюду запасы, истончая мышцы. Возможно, это работало иначе, но Александру виделось именно так. Теперь хотелось лишь пить, и он (в обычной жизни брезгливый до невозможности) пил воду из речки. Однако со вчерашнего дня, после того, что случилось с Еленой, Александр не мог заставить себя подойти к воде, попить. Терпел.

Сейчас он осознавал, насколько благополучной была его жизнь: никаких лишений и забот о хлебе насущном (в буквальном смысле). Александр не ведал, что такое голод, холод, страх смерти; только оказавшись здесь, понял, каким всеобъемлющим может быть желание выжить.

Раньше его главной заботой было не потерять лицо, не подвергнуться унижению, пересудам, насмешкам окружающих. Разрыв с женой, ее предательство, финансовые проблемы, карьерный крах – все это, оказывается, была чепуха.

Однако понять, осознать подобные вещи можно только в ситуации, когда тебя в любую минуту могут убить, когда кто-то умирает на твоих глазах; когда голод, смерть, обстоятельства раз за разом оказываются сильнее. Полное непонимание происходящего, нарушение привычных законов жизни, выход за все возможные рамки, угроза, которая носится в воздухе, – вот что такое настоящие проблемы.

Александр не задавался вопросом: за что это ему? Им всем? Подспудно чувствовал: ответа попросту не существует. То, что стряслось, – случайность, даже набор случайностей, приведших к катастрофе; нет никакого смысла анализировать, иначе сойдешь с ума.

Почему один выживает в аварии, а другой нет?

Почему кто-то опаздывает на самолет, которому суждено разбиться?

Почему некоторые люди никогда не выигрывают в лотерею, зато другие раз за разом вытягивают счастливый билет?

Почему одним деньги и прочие блага достаются легко, а другие пашут, как лошади, но балансируют на грани нищеты?

Почему не всегда торжествует справедливость, страдают хорошие люди, а плохие пируют, жируют и не несут наказания до самой смерти, умирая в довольстве и роскоши?

И так далее и тому подобное.

Есть вопросы, не имеющие ответов, и Александр не искал их. Лишь пытался выжить. Поэтому после очередной смерти и трудного дня он заснул – голодный, прямо на земле, в грязной одежде, стараясь не зацикливаться на жажде.

Проснулся Александр на рассвете. Ночь была снова короче предыдущей, поэтому поспать довелось лишь несколько коротких часов. Открыв глаза, он покрутил головой; тело ломило, но хуже всего дела обстояли с шеей: поворачивая ее, он чувствовать себя разбитым, больным.

Тамара, оказывается, не спала, сидела и смотрела не него.

– Доброе утро, – сказал Александр, с трудом размыкая пересохшие губы.

Пошевелил языком, подвигал челюстью – попытался собрать слюну, чтобы сглотнуть ее, создать иллюзию, что пьет. Ничего не вышло, во рту было сухо, небо словно выстлано колючками.

– Оно недоброе, – отозвалась Тамара. – Вода испортилась.

– Как? – не понял Александр.

– Посмотри сам. Не получится ни пить, ни умываться.

Александр вскочил, невзирая на вопли потревоженных суставов и мышц, ринулся к реке. Тамара была права. Вода, еще вчера относительно нормальная, хотя и мутноватая, похожая на застоявшуюся воду пруда, но все же сносная, была алой, густой, напоминающей кисель.

Нет, не кисель, а бульон, в котором плавали ветки, гнилые листья, палки, комья грязи, куски бурого меха и (Александра чуть не вывернуло) кожи. Откуда все это здесь взялось, еще и в таком количестве?!

«Кровь и плоть Елены», – пришло ему на ум.

Александр попятился от берега, беспомощно посмотрел на Тамару.

– Я не знаю, – ответила она на немой вопрос. – Но у нас отбирают все возможности выжить.

Александр подошел к Тамаре, бессильно опустился на землю рядом с ней.

– Вы поспали хоть немного? – спросил он.

Посмотрев на Нину, увидел, что и она не спит. Знает уже про воду, но не жалуется, не плачет. Александр с болью заметил, что глаза ее обведены красными полукружьями, а лицо белое, потерянное.

Остальные спали.

Адам лежал на спине, раскинув руки, как застреленный, и похрапывал. Сейчас ему хорошо: сбежал в глубины сна, в потаенные коридоры сновидений, не помнит, где находится, забыл, что выхода (вероятнее всего) нет.

– Не спала ни минуты, – ответила Тамара. – Сколько часов длилась ночь, не скажу, я не уверена, что само понятие «час» еще существует, но мало, очень мало. Ночь забежала ненадолго – и упорхнула. Шестой день.

– Возможно, он станет последним, – сказала Нина и, поняв, что это звучит пессимистично, поправилась: – Если мы найдем способ сбежать. Тамара, вы готовы попробовать?

Пожилая женщина слабо улыбнулась.

– А есть выбор? Конечно, я попробую, но не уверена, что получится и…

Говоря это, Тамара не смотрела на собеседников: блуждала взглядом по поляне, скользила взором по растущим по периметру деревьям. Внезапно глаза ее расширились, лицо стало не просто бледным – желтым, челюсть отвисла.

– Тамара, что такое? – Одновременно спросили Александр и Нина.