Девятый круг. Одиссея диссидента в психиатрическом ГУЛАГе

Один из таких «бессловесных» отвечал за музыкальную часть циркового шоу «Камера № 11». Кличкой его было Дед-Гармонист. Он долго выжидал, когда можно будет наскочить на решетчатую дверь, после чего устраивал представление. Долго готовился к выступлению: приглаживал наголо стриженную голову, стряхивал пыль с грязнющей пижамы, крутил пальцами там, где на штанах пижамы предполагался гульфик.

Затем начинал мелко трястись и широко размахивал руками, набирая воздух в меха несуществующей гармони, — после чего замирал. Выдержав артистическую паузу, начинал сдвигать и раздвигать меха, заканчивая каждое движение резким ступором. Так что, играй Дед на гармони, музыка должна бы звучать очень печально — и вполне модернистски.

По виду Дед был совершенно безобиден — но говорили, что сидел за то, что убил собственную дочь, а малолетнюю внучку изнасиловал и тоже убил.

В ходе выступления Дед ненароком обязательно задевал кого-либо из бродящих в тесном проходе между койками и неизбежно получал подзатыльники. В конце концов, зэки с матом загоняли его на место.

Тогда место Гармониста занимал актер оригинального жанра по кличке Шланг. Он действительно вечно висел шлангом на решетке. Через нее он клянчил закурить у всех, появлявшихся в коридоре, — включая медсестер, врачей и даже самого Царенко. Никто на эти богохульные просьбы не реагировал — даже санитары догадались, что бить Шланга бесполезно.

Однако свою кличку Шланг заработал не этим. Раз в три дня на смене появлялась дежурная медсестра по кличке Свиноматка. Это была толстая, наглая тетка с внешностью продавщицы пивного ларька, ходившая в зеленом эмвэдэшном бушлате на белый халат. При ее появлении Шланг расцветал. Это была его любовь и, возможно, даже взаимная.

— Дай закурить, ну, дай закурить, — гундосил он.

— Дам, если покажешь, — игриво отвечала Свиноматка.

Как и для всякого джентльмена, для Шланга желание женщины было закон. Он тут же спускал штаны, и оттуда вываливалось нечто длиною чуть ли не до колена. Довольная Свиноматка вытаскивала из кармана сигарету и даже давала прикурить. Шланг быстро бежал в дальний угол камеры, но редкому зэку удавалось долететь до середины камеры № 11 с бычком в зубах — его кто-нибудь обязательно перехватывал и валил на пол. В борьбе за сигарету оба бились, пытались выдавить друг другу глаза — тут появлялись санитары. Обоих участников боев без правил привязывали и самих били, а вскоре в камере появлялась та же Свиноматка со шприцами с аминазином.

Особо тщательно за Шлангом охотился зэк по прозвищу Маршал. Кличка приклеилась к этому щуплому блондину с низким лбом из-за его гебефренического бреда. Маршал воображал себя военным и отдавал честь всем проходящим по коридору, и даже салютовал на обходах Царенко. Когда камеру № 11 выводили в туалет, то Маршал пытался вышагивать строевым шагом — насколько это позволяли мегадозы галоперидола, которые он получал. Сидя еще в лагере, Маршал познакомился по переписке с женщиной, после освобождения приехал к ней жить. Потом ни с того ни с сего убил сожительницу и поджег дом — к счастью, хоть подростку-пасынку удалось сбежать.

Маршал имел амплуа клоуна — а чтобы получить его в камере № 11, надо было обладать истинным талантом. Однако Маршал был на редкость пакостный тип.

Вот он лежит на койке у единственного в камере № 11 прохода между койками — там постоянно тусуются три — четыре человека, которые не могут сидеть из-за лекарств. Маршал садится, спускает ноги и, невинно глядя в сторону, ставит кому-то из проходящих подножку. Тот валится на зэка, идущего впереди, получает от того сдачи. Упавший матерится: «Маршал, козел, пидарас, чушка задроченная…» — пытается ударить Маршала, но их растаскивают.

Вечным врагом и ближайшим другом Маршала была звезда циркового шоу по кличке Семенчик (фамилия его была Семенов). Коротышка с непропорционально толстой шеей, он зарабатывал на курево тем, что показывал любому желающему санитару один и тот же фокус. Семенчик открывал рот, складывал кулак — и засовывал его в рот целиком. Позднее он даже усовершенствовал свой фокус и научился поворачивать кулак во рту примерно на 90 градусов. Кулак был не из мелких, так что санитары из новеньких платили за редкое зрелище табаком, не скупясь.

Некогда, освободившись после недолгого срока на малолетке, Семенчик вернулся к себе в деревню и глухо забухал. Настолько глухо, что его выгнала даже родная мать. Семенчик по лестнице вернулся в alma mater на чердак, где продолжил банкет. Однажды, продрав глаза и выглянув наружу, увидел двоюродную сестру — четырнадцатилетнюю девочку, — которая шла по тропинке на ферму. Семенчик зазвал ее к себе — потом то ли изнасиловал и убил топором, то ли убил и потом изнасиловал, — в его изложении версии путались, правду знали только судмедэксперты.