Девятый вал I: шторм судеб

— Я боюсь не за себя, а за команду. Я оставил их на острове, — оглядываясь назад, сказал Инкритий. — Знаете, часть моей команды погибла по моей вине, — сказал Инкритий, остановившись перед входом. — Я привел их в Буйное море, моя страсть привела их сюда, а теперь их нет. Я поклялся себе, что больше такого не допущу, но что же я делаю — вновь подвергаю их риску и снова ухожу во тьму.

— Остановишься?

Инкритий смотрел в недра скалы. Манящие тайны его истории, словно магнит, притягивали его разум.

— Я доверяю вам старейшина и уверен, что вы меня не обманываете.

— Тогда пошли, не будем тратить время напрасно.

Разлом, казавшийся гигантским, оказался еще больше, после того как двое вошли внутрь. Вода, капающая с камней, отдавалась эхом, пугая стаи летучих мышей. Запах влаги и сырости царил в этом месте, а неприятная прохлада, вызывая озноб, заставляла дрожать. Старейшина взял лежавший на земле факел и разжег его с помощью огнива, освещая зловещую тьму. Пройдя пару сотен метров, они увидели, что тоннель закончился огромной

пещерой, в которой, как заметил ученый, спокойно бы поместился «Колосс». Свет, распространяющийся от расставленных по кругу ритуальных костров, озарял пещеру, давая возможность рассмотреть ее подробнее. Цветы, разложенные по периметру, одарили местность приятным запахом лаванды, а зажжённые на стенах десятки благовоний добавляли к нему запах корицы и меда.

— Это место называется Хонас, что на нашем языке означает «рождение», — говорил старейшина шепотом, будто боясь побеспокоить кого-то, кого тревожить нельзя. — Мы верим, что, когда создавалась земля, первым было создано именно это место, потому оно обладает особой силой. На камнях, расположенных здесь, в различные века наши предки, как и мы, отражали самые яркие моменты нашей истории, — сказал он, показав пальцем на одну из стен и открыв взору Инкрития картину, на которой пираты убивают кнаийцев. — Эта написана кровью наших друзей, что пали в тот день.

— А кто эти люди? — Инкритий сделал пару шагов вперед и указал рукой на широкую каменную плиту, стоявшую прямо по центру алтаря, заваленного цветами.

— Первые, создающие мир, на вашем языке, — внезапно раздалось из тьмы огромной пещеры. — Праймы, на нашем языке.

Медленные, шаркающие шаги, приближались к ученому. Постепенно из темноты стала появляться фигура старого и сгорбленного мужчины, одетого в тогу. Опираясь на трость, он медленно приближался к центру алтаря, изредка бросая взгляд на Инкрития.

— Подойти ближе, ученый. Извини, в мои годы уже тяжело ходить самому. — Голос старика был очень сухим, соответствующим возрасту, тем не менее и его хватало для звонкого эха, звучавшего здесь. — Меня зовут Ретина хока Хонас пер Лилия, для простоты называй меня Ретина. Я волею судьбы стал главой этих островов и, к сожалению, последним из ныне живущих гардов.

— Вы знаете, кто я. Это Праймы вам сказали? — Инкритий сделал осторожный шаг вперед навстречу старику, слегка удивляясь осведомленности главы Вииту.

Глава кна бросил на Инкрития взгляд, похожий на взгляд человека, впервые увидевшего глупые выходки шимпанзе. — Ты дурачок? Я думал, ученые материка поумнее.

— Эм…простите. — Инкритий подошел к алтарю и в свете огня смог наконец рассмотреть изображенных на каменной плите Праймов. Семь человекообразных существ в белых одеждах, были объединены одним знаком, располагающимся на груди, тремя полосами,

перечеркнутыми семью вертикальными линиями. Ученый обернулся, глядя на стоявшего у входа старейшину, и, возвращая свой взгляд на Ретину, он спросил:

— Так как вы узнали, что старейшина приведет меня к вам?

— Мой друг, мы не аборигены, — сказал Ретина, садясь напротив ученого. — Острова достаточно большие, и их много, поэтому мы учим птиц летать с острова на остров, отправляя послания. Определенный остров — определенная птица. — Глава Кна улыбался, раскрывая ученому столь простую истину. — Но есть одна вещь, заинтересовавшая меня в тебе, Инкритий. — Ретина сквозь раздувающиеся языки пламени внимательно вгляделся в его глаза, после чего ученый вновь ощутил острую боль в голове. — Твоими глазами смотрит кто-то еще, твоими ушами слышит кто-то еще, и, что самое главное, боль твоего сердца чувствует кто-то еще. Причинивший зло тебе ощутит его сам.

— Я не совсем понимаю…

— Ты и не должен, понять тебе это не суждено. Я пригласил тебя сюда, чтобы убедиться кое в чем, и я убедился. Что касается Праймов, они не говорят с нами уже много веков. Кнайицы, наши собственные жители, и те сомневаются в их реальности, да и, чего скрывать, даже я. Где они были, когда нас резал на куски Мелех? Мой предшественник верил, что народ кна был первым из созданных, а потому ему дарован талант видеть больше, чем остальные, чувствовать то, что остальным неведомо, и слышать тех, кто больше не говорит. Талант, дарованный нам Праймами, правда, но спустя сотни поколений он остался лишь у единиц. Я зовусь гардом, потому что таковы традиции. Говорить с Богами нельзя, ибо последний, кто с ними говорил, нарисовал эту плиту тысячу лет назад. Больше мы их не слышали.