Девятый вал I: шторм судеб

Лучики солнца проникли в пустую и холодную камеру Мелеха через небольшое отверстие в верхней части стены, обработанной камнем. Задуваемый ветром воздух был свеж, но не отдавал привычным для пирата морским бризом, а потому казался чужим. Снаружи доносился звук шелеста листьев, казавшийся генералу Армады знакомым, так как напоминал о родном звуке волн, бьющихся о корабль. Дрозд, ритмично отбивая стук, словно барабанщик в оркестре, подыгрывал щебетанию сверчков под сладкоголосое сопровождение синицы. Сам же пират лежал на камнях, греясь в лучах утреннего солнца, не предпринимая попыток сбежать. Несмотря на роль узника, Мелех не ощущал себя таковым, воспринимая новые условия как эксперимент и возможность узнать что-то новое в общении с неизвестным ему существом. «Посмотрим, что он может и какова его цель. Если говорит, что я ему нужен, значит, убивать и не думает. Вероятнее всего, хочет заставить меня что-то сделать, чего не может сам, а если так, то я могу и условия выдвинуть, поэтому-то он и попытался отреставрировать мой разум, внедряя чувство вины. Что ж, интересно, может, Ретина все-таки не сумасшедший старик, злоупотребляющий наркотиками. Хм…Алантир, значит. Поиграем».

Двери открылись. Алантир вновь появился в карцере, разбавляя одиночество Мелеха своим присутствием. Медленно он проследовал к стулу, появившемуся из ничего прямо напротив зеркала, после чего сел и обратил свой взгляд на не обращающего на него внимание генерала Армады.

— Я создал все сущее, прояви уважение и хотя бы открой глаза, — слегка возмущенно проговорил Алантир.

— Если ты и правда сделал это, то, во-первых, почему не сделал свой голос столь же чудесным, как голос лесных птиц, а во-вторых, будь добр: закрой рот и не мешай мне

наслаждаться концертом, — сказал Мелех, продолжая лежать на солнце с закрытыми глазами.

— Если честно, я всегда удивлялся твоей многогранности: как столь ужасный человек, без за зренья совести убивший ребенка, стоит отметить, далеко не единственного, может иметь столь тонкое чувство прекрасного?

— Потому что мир и вправду прекрасен, в отличие от людей, — поднимаясь с каменного пола и открывая глаза, отвечал Мелех, заметивший, что кожа чародея снова была ярко-розовой, а глаза горели зеленым.

— Кому, как не тебе об этом знать? — спросил Алантир

— Ты видел всю мою жизнь?

— Я видел все ваши жизни, раньше…сейчас силы меня покидают. Поэтому начнем. Расскажу все позже. Ты все еще не обработанный алмаз, а наша цель — сделать из тебя бриллиант. — Алантир встал со стула и вскинул руки напротив себя.

Золотая пыльца кольцами закружила вокруг пирата, крупинками впиваясь в его кожу. Звуки природы пропали, сменяясь на угрожающие завывания ветра, напоминающие те, что бушуют в Буйном море.

— Сегодня, — голос чародея вновь металлическим тоном зазвучал в голове, а его образ, находящийся перед Мелехом, постепенно рассыпался на частички в вихре, танцующем вокруг, — я покажу тебе еще одну жизнь, загубленную тобой.

После этого голос прекратился, а тьма вновь заволокла одеялом сознание, утопая в бесконечной неизвестности. Постепенно, словно из-под толщи воды, звуки стали возвращаться, становясь все четче и четче, а свет из мелкого лучика, пронзающего тьму, перерос в ослепительный факел, озаряющий путь.

……

— Альдим! — Виктория, лежавшая напротив мужа в легком сарафане, била того по щекам. — Ты снова уснул! Тебе не стыдно, ты капитан стражи и не можешь встать в семь утра?

Альдим Уоррел хаотично моргал, протирая лицо руками: — Все-все, я встаю, просто…сон… сон снился… странный.

— Какой? — Виктория встала с кровати. Ее длинные волосы взъерошенно лежали на плечах, слегка попадая в глаза и заставляя их слезиться. Тонкий сарафан, в котором она провела

ночь, соблазнительно подчеркивал достоинства ее фигуры, которые, несмотря на сонливость, привлекали внимание ее мужа.

— Будто…Знаешь, кажется, я уже и не помню: все как рукой сняло после того, как ты встала.

— Альдим Уоррел, ты такой же, как и всегда, покоряешь женское сердце несколькими словами. Пойдем, я приготовлю тебе завтрак.

Небольшая хижина, расположенная на южном берегу Галерии, несмотря на недавний восход солнца, успела полностью прогреться, и лишь белые хлопковые занавески сдерживали натиск жары.

Альдим встал с кровати, подошел к окну, уходящему в пол, и приоткрыл занавеску, осматривая безлюдный пляж. Мангровые деревья и кокосовые пальмы на фоне голубого неба и уходящего в горизонт океана казались галерийцам филиалом райских территорий на земле, но были так чужды истинному патриоту Мор-Отана.

Виктория, заметив задумчивый взгляд мужа, решила специально уронить несколько металлических кастрюль, обращая на себя его внимание.

— Что случилось? — резко обернувшись и рефлекторно подскакивая к располагающемуся на стене трофейному кинжалу, спросил Альдим.