— И ещё, — сказал друид, — мы хотели бы, коль скоро это в ваших силах, безопасный выход тем, кто выйдет… кому повезёт. Чтобы снаружи нас никто не ждал.
— Это право тех, кто выйдут, — кивнула Хьёлле, — о тех, кто попытается сбежать, мы ничего сказать не можем.
И посмотрела на каждого из нас пронзительными ледяными глазами. И Дарин сын Фундина опустил взгляд.
— Мы здесь весьма наслышаны о ваших приключениях, — сказал, улыбаясь, Глумхарр, — об одном местном храме, который кто-то ловко уничтожил, однако прихожан не тронули. Странно.
— Ничего странного, — возразил Корд'аэн. — Храмы разрушаются для пользы прихожан.
— Надо так понимать, что друиды не жалуют храмов? — осведомилась Хьёлле. — Отчего же?
— Нетрудно сказать, — Корд'аэн взял перепелиное яйцо, срезал верхушку, — храм это то, что должно быть у каждого внутри, вот тут, — указал на желток. — Когда мы выносим святость за пределы себя, вовне, получаем тюрьму, — постучал по пёстрой скорлупе. — Чтобы говорить с богами, храмы не нужны, потому что боги живут вокруг нас и в нас самих. Храмы нужны, чтобы собирать народ и управлять им.
— А как же храмы людей Креста и всех святых?
— Они для тех, — глухо сказал друид, недобро глядя в огонь, — кому уже не помочь.
— К нам недавно пришёл некий… как его звали, Риг? — спросил Лоддир.
— Кого, господин?
— Того, кто вернулся в облике летучей мыши, а раньше был шаманом-нойдой…
— Это был, кажется, Винденсвалльянистрюмингас, господин.
— Да, действительно, он…
Дэор подозвал Рига и тихонько спросил:
— Скажи-ка, а что, у всех бриссингов такие имена?
— Ну… — казалось, дворецкий смутился, — я выходец не из самого благородного семейства, потому ношу столь краткое имя…
Дэор поперхнулся…
— …поведал нам, что к Долине Алого Корня пришли девятеро странников. И один из них нашёл в себе силы пройти сквозь мрак и грязь собственного сердца, чтобы потом отличать ложное и истинное. Было ли это?
— Было, — отвечал Корд. — Тот, о ком шла речь, был предан в твои руки, о хранитель.
Лоддир кивнул и странно улыбнулся.
— Скажите, — спросил в свою очередь Корд, — как этот нойда со страшным именем оказался стражем Долины?
— Не трудно сказать, — Глумхарр изогнул бровь филина. — Мы поставили его туда, а вместе с ним и милых нашему сердцу троллей.
— Зачем? Я думал, вам безразлично, что происходит в большом мире.
— Собственно, нас попросили, — ответила Хьёлле.
— Кто?.. — тут же, слишком нетерпеливо спросил Корд'аэн.
— И это нетрудно молвить, — отозвался, улыбаясь тысячелетней мудростью, старик в чёрном, — те же, кто послал сюда твоих друзей, добрый волшебник.
— Золотая Ветвь?..
— Глубже, — захохотал Лоддир. — Те, кто помнят мир без омелы, под которой так сладко целоваться — твоя огненная ведьма хорошо дружила с ними, ты ведь знаешь?..
Ох и не понравились мне глаза нашего друида в тот миг! Странно — он вроде бы не испытывал к Аллиэ особого почтения. Впрочем, никто не знает, что у него на сердце.
А Лоддир продолжал:
— Близится война, хахахаха, и реки выйдут из берегов от крови, и кости будут громоздиться до небес, и небеса заплачут чёрными слезами пожарищ! Близится Век Чёрной Стали, Век Пепла, и нет надежды у живущих! И да возвысятся сильные; и это есть великое благо, верно, Риг?
Риггененсвыртадеминас не ответил. Ответила Хьёлле:
— Наш Лоддир в детстве пережил много… неприятностей, поэтому его иногда слегка заносит. Вы его простите, по молодости?..
Все захохотали, как сумасшедшие. Эльри подмигнул Хьёлле:
— Диво, что ты говоришь о молодости, о юная госпожа!
Она одарила его милой улыбкой.
— Думается, и в самой Долине вы наделали дел, — несколько укоризненно сказал Герна. — Там большой сбор племён. Говорят, знахарке одного посёлка было откровение, и теперь она вещает великие истины, путая быль и небыль. Младшая дочь старосты ей помогает. Говорят, она в тягости, и её сын станет великим вождём и первым сказителем…
Все молчали, сидели тихо, подобно окаменевшим героям древних сказаний, и пламя билось в их глазах. Коптящие факела, струны Борина, и мой голос. "И битва была, и померкло светило за чёрной грядой облаков…"
Глумхарр встал с полной чашей в руке. Обвёл зал взглядом, полным гордости. И молвил:
— Великое свершили наши гости! Воистину, достойны они того, чтобы сдвинуть чаши в их честь!
Борин прятал взор.
За разговорами и угощением мы не заметили, как настала полночь. Мёртвый Рольф Ингварсон ждал нас в Зале Улыбок. И мы пошли проститься с ним.
Стены были черны и холодны. Со стен нам улыбались десятки блинов. Лишь после того, как Тидрек громко выругался, Дарин звонко ойкнул и побледнел, а Корд покачал головой, я понял, что нам улыбаются лица. Точнее, содранная с лиц и растянутая в улыбках кожа.
— Как маски для представлений на Юге, — обронил Борин.
Я начертал Руну Охраны. Лоддир заметил мой жест и усмехнулся. Я смутился, замешкался, споткнулся… и закричал.
Пол был вымощен лицевыми костями черепов.
Как и потолок.
Черепа весело улыбались.
— Кто это? — спросил я.
— Теперь уже никто, — ответила Хьёлле. Почему-то я обрадовался, услышав именно её голос.