Девятый Замок

А потом она как-то обмолвилась, что мой-де сверстник Эрвальд сын Эрпа куда как крепче стоит на ногах. Он, мол, желанный гость в их доме. Их — вероятно, её и Митрун, а не всего дома Лаунда Лысого, моего будущего тестя. Впрочем, уточнять я не стал. А она говорила, как бы между прочим, что Эрвальд владеет мясной лавкой, которая приносит неплохой доход, потому как сын Эрпа умеет работать. Кроме того, у него есть удача в делах, и побольше моей. Что тут сказать? Эрвальд хороший мясник. Лучший в Норгарде. Колбаса у него всегда вкусная. К тому же, он мой приятель. Но я не сказал бы, что он богач против меня.

А Эльва говорила:

— Эрвальд может выложить мунд в двадцать гульденов. И я видела эти деньги.

Хе! Мунд, выкуп за невесту, это старинный обычай. Самый маленький мунд — "выкуп бедняка" — один гульден. Кто не может его выплатить, тот не может содержать семью. На что такому жениться — голь плодить?.. Обычно мунд составляет от трёх до пяти гульденов. Двадцать гульденов мог бы позволить себе наш альдерман, или Этер (хотя люди говорили, что он, когда женился, поскупился и дал гульден и две марки), или Ловар Ловарсон, или Эльри, который ныне занял его место. Больше платят только знатные ярлы и хёвдинги.

Что же, сын Эрпа стал знатным человеком?..

Я молчал, угнетённый, Митрун смотрела на меня, безмолвно умоляя, а Эльва хищно щурила глаза в ласковой улыбке. Она хотела моего молчания, моего унижения, краха моей мечты… Ей мало было сказать, что я не стою руки её племянницы. Ей надо было меня раздавить.

— Говоришь, двадцать гульденов, Эльва-хозяйка? — хрипло промолвил я, медленно поднимаясь и развязывая кошёль. — Считай!

И осторожно высыпал на стол гость золотых монет.

Немало там было червонного золота нездешней чеканки.

— На гульдены тут где-то две сотни. Спроси менялу. Коль я ошибся, и тут меньше, — добавлю.

И я вышел, не прощаясь. Взгляд Эльвы Старой Девы сверлил мне спину, и кипящая ненависть обжигала кожу. Хотелось плеваться. Вывернуться наизнанку, чтобы выблевать из себя горечь и презрение, и страшную, чёрную радость, и ликование над безмолвной, глубинной яростью старухи. Клянусь, никто никогда так её не унижал.

Но у меня не было сил взглянуть в глаза Митрун. Хоть она и говорила, что ненавидит Эльву, как и прочие их родичи, однако, думается, то были лишь слова. Кроме того, я ведь нанес позорную пощёчину не старой волчице, но всему роду Лаунда Лысого. А то был великий и знатный род. Их боялись сильнее нас, Струвингов…

И только тут я понял, насколько же омерзительна и черна та грязь, что выступила из монет, которые мы ставили на чародеев. А грязь та была и во мне. И вот она вышла наружу.

Конечно, в тот вечер я мертвецки напился. И в какой-то миг показалось, что грязь уже не так смердит…

7

"О прошлом всех сущих…" Про Эльри

…в тот год Снорри сравнялось двадцать пять зим, тогда же умер его отец.

Холодный осенний вечер хозяин Грененхофа встретил у тлеющего камина с бутылью мухоморной браги. Пивовар сидел у очага, скучал и мучительно медленно напивался, дымя трубкой. Мир погружался в пахучий туман, где нет ничего — ни радости, ни тоски…

Утром он проводил Митрун на паром: она проведёт зиму с родителями в Аскенхольме. Обещала вернуться весной. Снорри верил. Но у неё там, дома, будет тёплый очаг и круг родичей. А он, Снорри, проведёт зиму один, вслушиваясь долгими вечерами в тоскливый вой метели за окном и жалобы теней.

Или можно по вечерам сидеть в трактире, резаться в кости и в тэфли, слушать пьяные россказни, щупать визгливых девок, участвовать в героическом мордобое. И, разумеется, пить. Чем больше и крепче, тем лучше. А что ещё делать зимой?

На самом деле Снорри было чем заняться. Отец последнее время почти не следил за хозяйством. Работы предстояло много. При одной этой мысли у Снорри бессильно опускались руки. Потому что в одиночку никак не управиться. Просить никого не хотел. А нанимать — не было денег.

Во дворе скрипнула калитка. В Норгарде их не запирали. От кого прятаться, все свои. Захотят — вышибут… Прошуршала листва. И раздался стук.

— Митрун, ты вернулась?

Нет ответа. Конечно. Какая дурацкая мысль. С чего ей возвращаться?

Снорри открыл, не спрашивая, кто там.

Увидел позднего гостя.

Задумчиво почесал в затылке.

И не слишком вежливо спросил:

— Ты кто таков? Чего надо?

* * *

Пришелец сперва не расслышал. Просто стоял на пороге, глядя сквозь Снорри.

Он был из вирфов, судя по лиственным узорам на плаще, но явно не из Норгарда. Во-первых, Снорри его не помнил. Во-вторых… У норингов был не такой взгляд. Совсем не такой. Карие глаза скитальца казались погасшими. Но на самом дне, под грудой пепла, ещё жил гейзер. Этот человек окунался туда, куда жители Норгарда и смотреть боятся…