Девятый Замок

Снорри не знал, о чём говорят в городе. Не до того было. Они с Эльри в четыре руки перестраивали усадьбу. Дело спорилось. Эльри был толковым плотником. Днём они на морозе пилили, строгали, вязали, копали, а вечерами Эльри рассказывал о своих приключениях. Снорри слушал, восхищаясь, ужасаясь и сочувствуя. Собственными геройскими похождениями молодой пивовар похвастать не мог, потому рассказывал сказки и легенды, что слышал от матери и бабушки. Эльри слушал чутко, уходя в древние сказания с головой. Он делался неподвижен, его карие глаза словно бы прозревали дальние пространства, а может — он просто думал о чем-то своём…

Была рассказана и сага о Нори Большом Башмаке, чья усадьба-крепость дала имя городу. Этот Нори с родичами сражался против диких цвергов и грэтхенов. Однажды надумал заключить мир с грэтхенами, их тогда немало жило в этих краях. Пригласил их вождя к себе в дом, угощал, побратался с ним, даже ввел в свой род его сына. Чтобы чужаку войти в род, надо вдеть ногу в родовой башмак после отца и других старших — ступить по их следу. Так и было сделано. И больше грэтхены не нападали. Потом вождь грэтхенов пригласил к себе Нори, попросив, однако, не брать ни оружия, ни собаки, ни человека. Тот взял только большой родовой башмак. На пиру на него напали и убили. Перед смертью Нори сказал вису:

Мало проку будет
Сыну от наследья
Следовал гадюке
Преступивший клятву.
Следует наследнику
Накрепко запомнить:
За гадюкой аист
Серый прилетает.

Когда его кровь пролилась в башмак, тот вдруг страшно закричал человеческим голосом. И в тот же миг умер сын короля грэтхенов. А сыны Нории услышали тот крик и устроили нападение на усадьбу, где пал их отец. Многих зарубили, а дом подожгли. Потом отыскали обгоревшие кости Нори.

Ныне Нори и его дивом уцелевший башмак лежат в кургане Норхауг.

Эльри выслушал молча. А потом сказал:

— Верно, этот ваш Норгард — не самое плохое место, чтобы оставить на покой ноющие кости, коль ещё жива тут слава героев…

* * *

Как-то Эльри спросил:

— Скажи, как вышло, что твоего отца отвергли? Что же он свершил? Не думаю, что это был недостойный человек, коль ты его сын!

К его великому удивлению, Снорри лишь беспомощно развел руками.

— Этого я не знаю, — смущенно молвил он. — То случилось ещё до моего рождения, а отец мне так и не сказал. Я не спрашивал. Да и другие Струвинги не скажут. А чужие — тем более: в нашем роду не принято выносить сор…

* * *

В другой раз Эльри полюбопытствовал:

— Что это за штуковина у тебя над камином?

— Какая? — не понял Снорри.

Эльри поднял за цепочку янтарный оберег — хищная птица, что держит в лапках колыбель.

— Эй, не трогай! — воскликнул Снорри. — Положи на место!

Эльри удивленно пожал плечами:

— Да пожалуйста. Не бойся, не украду. Извини…

Снорри смутился:

— Ты извини. Это мне матушка подарила. Перед смертью. Откуда у неё эта вещь — понятия не имею. Всё, что мне от неё осталось…

Эльри посмотрел на свои руки, как на чужие. А потом подошёл к Снорри и молвил торжественно:

— Это величайшее твоё сокровище, пивовар. Величайшее!

Древняя боль была во взоре воителя, и мрачная мудрость, что прорастает из этой боли, точно Мировое Древо. У Снорри перехватило дыхание от страха и восторга. Он боялся гордой тьмы этого взора — и завидовал ему.

Но всё же нашёл силы ответить:

— Я знаю это, Бродяга. Я знаю.

А Эльри вдруг отвернулся и рассмеялся:

— Нет, не знаешь, — сказал он сквозь смех. — Но узнаешь, обязательно узнаешь!

Снорри озадаченно почесал рыжий затылок. И тоже рассмеялся.

Кто мог тогда подумать, что — да, правда, узнает…

* * *

Эльри, очередной раз вернувшись из города, спросил:

— Скажи, друг мой Снорри, а есть ли у тебя супружница?

— Нет, — несколько удивленно отвечал тот. — Однако есть девушка, которую я люблю и желаю назвать невестой. Ныне она у родичей, в Аскенхольме. А что?

— Да так, ничего особого, — ухмыляясь, пожал плечами Эльри. — Просто в городе нас с тобой уже обвенчали. Задорный тут народ, как я погляжу…

Снорри густо покраснел.

— Кто?.. — задыхаясь от стыда и ярости, спросил он. — Кто пустил слух?

— Да вроде этот… Как его… конопатый такой… твой ровесник, кучерявый, в куртке на пёсьем меху. Вечно в трактире сидит…

— Эгги, — недобро улыбаясь, кивнул Снорри. — Эгги Ёкульсон… Ну-ка, где там мой топорик?

— Эй, а зачем тебе… — удивился Эльри.

— Вызову ублюдка на поединок, — со злой радостью перебил Снорри. — Зарублю его на глазах старика Ёкуля, пусть поплачут с жёнушкой, им не повредит!

— Боги, да за что?! — изумился воин.

Снорри странно на него глянул — будто тот вдруг закукарекал или оброс мхом.

— Мало того, — тихо и жёстко проговорил сын Турлога, — что этот недоносок своими сплетнями пятнает мою честь и честь моего рода, мало того, что он позорит доброе имя Норгарда, так он ещё и очерняет моего гостя! Никто не смеет оскорблять гостей Грененхофа!