Девятый Замок

Иной раз Тидрек, быть может, и порассуждал бы, но его поносил ясеневый пивной бочонок, в собственном доме. Никто из предков — до самого Хьяльти — не продавался в рабы. Хотя порою жили в нищете, но всегда платили за себя сами.

— Да что ты заладил — раб, раб! На себя глянь!

— Нагляделся, — ухмыльнулся идол. — Я — двойник великого мастера, всего лишь его тень, невольник.

— Мы в одной упряжке, — Тидрек указал на кресло, — сядем, поговорим?

* * *

— А ты прав, деревяшка, — мастер раскурил трубку, разглядывая ясеневого Гельмира, — я и впрямь раб. Мы рабы случая… судьбы. Слепые рабы. Кто же знал тогда, в Кериме, что… Что начинается убийством, добром не кончится. А, ладно…

Трубка курилась невкусно, и он её погасил.

— Понятия не имею, почему ты… ожил. Возможно, эти господа из Золотой Ветви чего-то не учли, а скорее просто не сказали мне. Вопрос в другом. Ты сам — хочешь жить?

Идол молчал. Но глаза его мерцали теплом мечты.

— Пылью стало почтение к мастеру, — молвил он наконец. — Кто же станет слушать слепого или раба?

— Прости, — Тидрек отвел глаза. Снова хотелось тьмы, но теперь не было права…

— Не жуй сопли, — сказал идол вредным Гельмировым голосом, — я сейчас уйду, а ты напьёшься, как всегда, и всё пройдёт. Одно скажи… ради чего? Они, ты — ради чего? Моего ума хватит — понять?..

— Ничего сложного. Им нужна Свартискёлле. Зачем — мне плевать. Я отдам, как только стану ингмастером.

— Так вот зачем…

— Не за тем, мой ясеневый друг. Я не хочу быть ингмастером этой ценой. Продать свой дар мастерства… Это как самому продаться в рабы. Или продать ребенка. Такое делают лишь в великом отчаянии… или в безумии. Я сам в безумии любви подарил свой дроттегьёф. Той, ради которой… Она, конечно, меня не любит. Она любит эту маску. А я её ненавижу. Как самого себя. Забери её! Слышишь? Забери маску…

— Какой ты жалкий и смешной, — улыбнулся бочонок. — Однако я запутался… Рассвет скажет, хотим ли мы жить, ювелир. Давай сюда свою маску, пожелаем друг другу удачи да разойдёмся.

Тидрек усмехнулся пустыми глазами.

* * *

Аллиэ О'Кирелл этой ночью спала хуже всех. Она незримо была рядом, когда боль, зависть и ненависть Тидрека оживили идол. Она держала обоих Гельмиров за руки, когда двойники глядели друг на друга во мгле. Она укрыла убийцу покровом незримого, чтобы остальные ничего не видели. Она направила ясеневого человека в Поющее Озеро, чтобы воды поглотили его, но тот вырвался и пошёл убивать Тидрека. Аллиэ хотела вернуть его, но Дейрах положил руку ей на плечо:

— Нет нужды, сестрёнка. Кубок наш, а свидетели ни к чему.

Но и Тидрек, и его идол остались живы.

— Я пойду, — Аллиэ шатало от усталости, но в глазах мерцал боевой задор, — надо догнать его — и уничтожить. Я сожгу его! Огня хватит!

— Уверена? — озабоченно спросил Дейрах. — Отдыхай, я сам…

— Нет! — крикнула раненой птицей. — Нет, Дейрах, это моё дело. Только моё. Это мой огонь… и яд — тоже мой. Я начала, и нечего меня жалеть, братец…

* * *

Ночь была скверной, а рассвет не принес облегчения.

Тидрек проспал. Серое утро давало мало света в хвэрн, в комнате царил полумрак. Тревога наползла на сердце ледником. Мучила жажда. Воды с вечера не набрал, выхлебал остатки мёда, по вкусу схожего, верно, с мочой сладкоежки. Борода взялась такими колтунами, что пришлось отрезать куски. "Успею к цирюльнику? Наверняка нет, лучше потом, Гельмир и так снова будет орать…"

Не будет.

Там, в нише, где был ясеневый идол, — пустота.

Там, в артели, где был ингмастер, — пустота.

Твоя пустота, мастер. Пустота слепых глаз, пустота рабского сердца.

И нет больше волшебной маски, чтобы скрыться. Что скажет Ласточка?

Тидрек стоял перед зеркалом. Несвежая сорочка, мятый кафтан, борода клочьями. Бритва в руках. Видок ещё тот.

Он отложил бритву. Он совсем забыл, что Тиримо должна приехать завтра. А маски нет.

"Будь ты проклят, Хильдарсон, — корявая улыбка рассекла руины лица, — мать повелела тебе брать жену из сольфов, ты поклялся, сломал клятву — жри теперь, ничтожество. Мастер, ха… Гельмир велик, и будет жить в песнях, а ты разбил пополам своё сердце, и умрёшь в своих дурацких стенах. И так тебе и надо".

Он опаздывал. Он всегда опаздывал.

Цеховая куртка еще никогда не жала так сильно.

* * *

— Где Гельмир?

— А то ты не знаешь, — Фрор зло посмотрел в глаза Тидреку, от него несло перегаром. — Отправили в Равендаль. Счастливчик…

Равендаль был особым поселением целителей в землях Народа Холмов. Там пользовали большинство известных недугов. Кого-то лечили за большие деньги, а кого-то — просто так, из милосердия. Тидрек не верил, что лекари Равендаля вернут Гельмиру разум и дар. Это и радовало, и печалило.

Фрор Фаинсон был мрачен, как грозовая туча над перевалом. Скорбел ли он о Златобородом? Или — о своей службе? Ведь новый ингмастер может и выгнать боевитого вирфа…

— Тебя уже ждут.

В артельном хвэрне было пусто. Подмастерьев и учеников отпустили. Никто не работал. Мастера без дела уселись в Гельмировой нише. Тускло блестела Черная Чаша на алтаре, и глаза каменных предков осуждающе смотрели на Тидрека.