То была одна из песней Дарина, священных песней народа Двергар. Предки винили Тидрека — за сейд, за жизнь и боль ясеневого Гельмира, за безумие Гельмира настоящего, за любовь к фальшивой чужачке, за маску, за сломанную клятву матери… Но — не за спасение Дейраха, нет.
"Делай что должен; что должно — свершится".
" — Я не знаю, что должно. Я не знаю, куда меня ведут. Мастер?.."
Глаза предков убивали, размазывали по гладкому каменному полу. Хотелось бежать прочь, на воздух, к ветру и свету. Туда, где вокруг Хрингхольма изгибается Туннсольстрет, Дорога Тысячи Солнц. Тысяча громадных золотых щитов сверкает над миром, словно врата Палат Пращуров, куда Тидреку отныне вход заказан…
— Ты предал себя.
— Что?..
— Говорю — сватался к троллихе этой ночью? — усмехнулся молодой Сёльви Гьюкисон. — Нет? А что такой помятый?
"Оке должен быть на твоем месте, — чуть не сказал Тидрек. — А ты — на его". Но он знал, что Оке и Сёльви стали каждый на свой путь. Потому лишь буркнул:
— Смотри — завтра твоих сестёр пойду сватать. Хотя — уж лучше троллиху…
— Накаркали, — досадливо плюнул Хальгерд. — Похоже, вот и наш форг…
В прихожей стояла, мило улыбаясь, Аллиэ О'Кирелл.
Глядя на неё, Тидрек порадовался, что не только у него была тяжёлая ночь.
Форг — это судья, которого назначает сам конунг. Когда неожиданно уходит старший мастер, цех, братство или гильдия сходится на сма-тинг, чтобы выбрать нового. Форг проводит обряд и следит за соблюдением законов. Ибо "законом страна держится, беззаконием — разрушается", как говорили в древности.
Страна, а прежде всего — власть конунга.
Иное дело, что доселе никогда форгом не назначали чужака. Форгами иногда бывали женщины, ибо порою из жён законоведы получаются лучше мужей, но чтобы чужак из Верольд… Да своим же, двергам из других племён, и то не доверяли. Что заставило Исвальда-конунга совершить столь странный выбор?
Ужас — что могло заставить конунга?!
Грамота была подписана Исвальдом Свалльвиндсоном из рода Фьёрса. Печать тоже была королевской. Конечно, и то, и другое можно подделать. Но суровые бородатые дверги лишь молча переглянулись, и с тяжким вздохом отправились в Нижний Зал, в гулкой, мрачной тишине. Замыкал шествие Фрор. Он нёс Свартискёлле и бутыль мёду. Он же закрыл двери Зала, словно заживо похоронил их.
Круглая келья, где свет семи сольстайнов казался мертвенно-бледным. Круглый каменный стол, покрытый вековой пылью. Семь дубовых кресел, обшитых синим бархатом. Мастера окружили стол, Аллиэ наполнила чашу и пустила по кругу. Затем произнесла:
И лишь тогда братья заняли свои места. Аллиэ — прекрасная, как смерть в алых одеждах — стояла. Темны были её глаза, тяжек взор.
Взор, что подавлял и подчинял, как воля каменных предков.
И тогда началось то, чего Тидрек ждал, и боялся, и сердце бешено билось в груди, оглушая, словно хотело выскочить, взорваться огнём и крошевом камня, лишь бы прервать чёрное бесстыдное колдовство, надругательство…
Улаф сын Сигурда, старый ювелир в жёлтом кафтане, сказал:
— Я за то, чтобы Тидрек стал ингмастером.
И ничего больше.
Глорни Спорщик пожал мощными плечами, и поддержал старика.
Свен Эйксон, юноша с добрым щетинистым лицом и большими синими глазами, возразил:
— А что не ты, Улаф? Или не добрый мастер Хальгерд? Всё же вы старше, опытнее, мудрее…
— В том-то и дело, — Хальгерд сын Ингви усмехнулся в седую бороду, — у нас, в силу возраста и мудрости, найдутся занятия поважнее. Я отдаю голос за Тидрека. Вы с Сёльви ещё слишком юны, Глорни не рвется, а сын Хильда вполне созрел. С ними станут вести дела по чести.
А Сёльви Гьюкисон рассмеялся откровенно:
— Хэй, Свен, ты что, не понял — это конец! Тидрек, веди нас в бой!
Тидрек хотел вскочить и набить морду Сёльви. Да и Хальгерду — этот насмехался тонко, мастерски. Однако его сковала странная, внезапная слабость. Мир утратил резкость, поплыл, словно в бреду. Стало плевать на всё. Он молчал, да и не ждали от него слов. Аллиэ вновь наполнила Свартискёлле: