Да. Для «Алфавита» и «Бабушки» я выкрасил свой дом изнутри черной краской. Я думаю об этом как о своего рода пропорции: взял сколько-то черного — значит, можешь использовать сколько-то цвета. Тут можно даже математическую формулу вывести. Вот что я пытался осуществить. В «Бабушке» я наметил некоторые места мелом, так чтобы стали видны углы между потолком и стенами, дверные косяки и тому подобное. Мне нравится цвет, но только чтобы он не оттягивал слишком много внимания, не мешал проникнуть глубже — это я уже не люблю. А некоторые сюжеты требуют цвета, такие как «Синий бархат». Я даже не представлял себе этот фильм черно-белым.
О да, они его видели.
Хотя мы с ними никогда этого не обсуждали, я уверен, они часто думали об истоках этого материала. «Бедняжка Дэвид», ну вы понимаете. Потому что все это сильно отличается от моего собственного детства. Но на самом деле мы ведь восприимчивы к массе вещей, которые происходят и вне нашего собственного дома. Идеи — странная субстанция, они вдруг входят в твое сознание, и ты не знаешь, откуда они взялись и где обитали до того, как тебе явились. Они могут что-то означать, а могут и просто стать материалом для работы. Не знаю.
Идеи — это вообще лучшее, что с нами случается. Они где-то существуют все разом, а ты сидишь, и вдруг тебя осеняет. Какая-то мысль в один момент становится для тебя очевидной, а вместе с ней происходит всплеск энтузиазма, и ты влюбляешься в свою идею. Это невероятно — когда ты породил идею, а кто-то дал тебе под нее деньги, чтобы ты превратил ее в фильм.
Но ты должен быть верен идеям, потому что они содержат больше, чем поначалу представляется. Они похожи на подарок, и, даже если ты не понимаешь их значения на сто процентов, но следуешь им, они будут реализовываться на разных уровнях. Но если слишком сильно начнешь менять их, они могут вообще не прозвучать. Выйдет простое сотрясение воздуха. Я верю в правоту одной песни Beach Boys, там такие слова: «Продолжай следовать своим путем». Потом кто-нибудь может сказать тебе: «Эта идея не окупится вообще», или: «На этом можно заработать миллион». Но ставить во главу угла такие резоны — значит мыслить в неверном направлении.
Понятия не имею. Самое простое было бы сказать, что это связано с моим отцом и лесом. Но ведь есть масса людей, у которых родители копались в саду, но ничего подобного в их произведениях нет. Не знаю.
Мне нравятся кучи земли, в самом деле нравятся. Когда я снимал «Голову-ластик», мы с Пегги и Дженнифер жили в отдельном доме в приличном месте, но это жилье было довольно дешевое. Там стоял круглый деревянный обеденный стол. В свой день рождения Пегги уехала по какой-то надобности, а мы с Дженнифер стали носить в дом землю, ведрами. Насыпали метровую гору земли прямо на обеденном столе, прорыли в ней канавки, установили маленькие абстрактные фигурки из глины. И Пегги, благослови ее Господь, была в восторге от всего этого, когда вернулась. Так что мы так и оставили все там на несколько месяцев. И поверхность стола разъело, потому что начались органические процессы. Когда мы наконец все убрали, покрытие изрядно скукожилось. Было похоже на натуральную инкрустацию.
Не знаю, откуда у меня эта тяга. Кучи земли время от времени возникают в моих картинах, но я никогда этого не анализировал. Это просто повторяющийся мотив, и всякий раз мне кажется, что я открыл его заново. Совершенно не помня, что уже делал это раньше. А мне говорят: «Дэвид, у тебя уже десять раз были эти кучи земли!» И я такой: «Даже не знаю теперь — использовать их, не использовать...» Стоит задуматься — и ничего уже не знаешь.