Девилз-Крик

Пламя окутало шпиль Первой баптистской церкви оранжево-черным облаком. Толпа заулюлюкала, вскинула руки к небу, скандируя «Аллилуйя», и Джейкоб присоединился к ней. Да сгорит их храм. Там было застелено их ложе греха. Так пусть же возлежат они на нем.

На следующее утро после чистки те же люди, которые пролили невинную кровь, вошли в двери Первой баптистской церкви, заняли свои места и стали изображать перед отцом Джейкоба праведников. Турмонд Мастерс слышал, что они сделали, слышал, что они даже подожгли маленькую церквушку за городом, которую чернокожие использовали для поклонения, и его ярость была ни с чем не сравнима. Следуя страсти в своем сердце, преподобный Турмонд Мастерс прочитал другую проповедь, про обещания адского огня и серы, и откровение снизошло на тех, кто сознательно отвернулся от учения Христа.

«Аминь», – говорили они, согласно кивая головами. Турмонд Мастерс, с дрожащими руками и мокрым от пота лбом, ударил кулаком по кафедре и воскликнул: «Вы все убийцы в доме господнем!»

Те люди, те белые мужчины, которые изгнали из города целые семьи за цвет их кожи, были не просто убийцами. Это были землевладельцы, частные предприниматели, выборные должностные лица. Они были на стороне общественного мнения, занимали более высокие посты, чем местный священник, и они позаботились о том, чтобы в то влажное воскресное утро 1919 года Турмонд Мастерс прочитал в Первой баптистской церкви свою последнюю проповедь.

Он был изгнан, как Адам и Ева были изгнаны из Эдема. Дурное семя, которое вскоре пустило корни в лесной глуши за городом. Он заявил, что там, среди деревьев, к нему воззвал глас Божий. И, нашептывая направление, привел его к земляному холму, одиноко стоящему посреди прогалины. Бог сказал ему построить храм для Его детей. И добрый Турмонд Мастерс, истово верующий, сделал, как велел ему Господь.

Так была основана Божья церковь Святых Голосов, стены которой были благословлены во имя отца, сына и святого духа. Десятилетиями они молились и пели ложному небесному богу, порицая упадок стоящего за лесом Вавилона. Пастор Турмонд проповедовал, что скоро в Стауфорд придет расплата, расплата в виде крови и огня, которые дождем прольются с небес. Божье возмездие людям, изгнавшим их единственный голос чистоты и разума.

Джейкоб помнил отцовские проповеди и помнил стауфордское презрение. Он – один из тех безумных трясунов-святош. Его отца выгнали из города. Он – один из них.

В глазах стауфордских семей он всегда был одним из них. И после многих лет следования по отцовским стопам он наконец услышал голос, по которому тосковал. Голос исходил не из облаков, звезд или с другой стороны небес. Нет, этот голос исходил снизу, успокаивая боль израненной души.

Горящий шпиль Первой баптистской церкви обрушился и в порыве пламени исчез из поля зрения. Радостные крики толпы наполнили воздух.

Джейкоб Мастерс улыбнулся. Их храм горел. И их всех ждет то же самое.

3

Звон бьющегося стекла и смех разбудили Скиппи. Он открыл глаза и растерялся, обнаружив, что находится не в комнате стауфордского дома престарелых, а в каком-то городском переулке. Группа бледнолицых детей окружила его, глядя с веселым любопытством.

Скиппи сел и поморщился. Тело ныло от сна на груде мешков с мусором. В голову просочились воспоминания о прошедшей ночи. Он пошел на одну из своих ночных прогулок по городу и уснул. Гулял слишком долго и устал.

Один из детей шепнул что-то на ухо другому. Оба посмотрели на него и захихикали.

Он не узнавал их. Все дети, с которыми он подружился много лет назад, уже выросли, с тех пор директор начальной школы вежливо попросил его больше не посещать игровую площадку. К тому же с этими было что-то не так. Глаза у них были странными и голубыми, из них текли черные слезы, похожие на мазут.

– Привет, – произнес он, надеясь не отпугнуть детей. Он собирался спросить их, не хотят ли они поиграть в футбол консервной банкой, когда маленькая белокурая девочка с косичками и вымазанной в крови мордашкой кинула ему в лицо гальку. Скиппи вскрикнул, схватившись за голову.

– Больно же!

Дети захихикали.

– Он не такой, как остальные.

Скиппи потрогал себе лоб. Кончики пальцев испачкались к крови, рана пульсировала болью. Он сморгнул слезы и растерянно посмотрел на детей.

– Зачем вы так? Я же ничего вам не сделал?

Маленький мальчик в грязном комбинезоне поднял кусок асфальта. Бросил его, попав Скиппи в щеку.

– У него все еще идет кровь, – сказал мальчик. – Он все еще может страдать во имя бога.

«Что-то с ними не так», – подумал Скиппи, морщась. Он с трудом поднялся на ноги, вскрикнув от боли в артритных коленях, и прижался к кирпичной стене в надежде, что страх заставит детей оставить его в покое.