Джейкоб спустился вниз, его рваные штаны и пиджак напоминали сломанные крылья ангела-мстителя. Он обнял Лауру за талию, притянул к себе и прижался своими жесткими губами к ее губам. Пустые глазницы мрачного идола засветились, купая их в мерцающем свете. Когда Джейкоб отстранился, Лаура поднесла к его лицу обгоревшую руку, провела пальцами по печати, выжженной на лбу.
– Твоя воля и Старые Обычаи неразделимы, – прошептала она. По щекам у нее катились черные слезы. Она дрожала от предвкушения. – Прошло столько времени, мой господь. Возьмешь ли ты еще раз это тело? Я сохранила его для тебя.
– О да! – взревел Джейкоб. Он облизнул губы, ощущая в воздухе вкус вожделения, и развернул свою возлюбленную, наклонив над капотом машины. – Наш господь требует этого.
Чак мчался по шоссе Камберленд-Фолс. Стауфорд исчез позади, его горящие здания были скрыты холмами и вершинами деревьев. Над лесом толстыми столбами поднимался дым. Солнце спускалось к горизонту, окрашивая путь впереди в огненно-оранжевые оттенки и вытягивая тени.
Стефани прислонилась к окну и слушала, как сидящие впереди братья тихо переговариваются, довольные тем, что она позволила Джеку поменяться с ней местами. Райли сидел рядом, положив голову ей на плечо. Пальцы у него подергивались, он медленно дышал, посапывая, и она утешающе обняла его, прижав к себе. «Тяжелый же у тебя выдался денек», – мысленно произнесла она.
Стефани попыталась вспомнить, о чем думала утром, когда проснулась. Понимала ли, какой кошмар ждет ее сегодня. Сейчас от ее квартиры, наверно, остался один лишь пепел, – вместе со всей одеждой, картинами и пластинками. Все исчезло в дыму, как и работа ее мечты.
Внутри у нее будто что-то оборвалось. Все фотографии ее бабушки. Те, что висели на стенах, бесчисленное количество тех, что лежали в коробках из-под обуви в стенном шкафу и под кроватью. Потеря радиостанции была огромным ударом, но это – ничто по сравнению с утратой немногих добрых напоминаний о детстве, которые она хотела сохранить. Стефани вздохнула и подавила желание расплакаться, но слезы так и остались на глазах, размыв зрение по краям.
Боже, как же ей хотелось сигарету. Она не курила почти пять лет, но желание вдохнуть дым и успокоить нервы ощущалось очень остро. Вместо этого она попыталась найти свой духовный центр, место, где можно было бы избавиться от тревог и заверить себя, что все будет в порядке. Но так не будет. Это невозможно. Даже если они выберутся живыми из этой передряги, что у них останется?
Она вложила в радиостанцию и ресторан все до последнего цента, и пока они окупались, она не получала дивидендов. А потом еще Райли. У бедняги не осталось никого кроме нее. Родители Джанет Тейт были в городе, и мозги у них, вероятно, кишат сейчас черными червями.
У Райли сбилось дыхание, и он тихо застонал во сне. Стефани наклонилась и поцеловала его в макушку.
Теперь Стауфорд превратился в горящую мусорную кучу. Она предположила, что в этом есть какая-то высшая справедливость.
И все же в этом месте было нечто притягательное, несмотря на все нанесенные ей шрамы – и не все они появились исключительно в глубинах Кэлвери-Хилла.
Коридоры стауфордских школ, классы, где она слышала сплетни, смех и встречала презрительные взгляды. Записки с угрозами, обнаруженные в шкафчике. Жестокость псевдодрузей. Все это оставило раны в душе. Те фальшивые друзья ранили ее больше всего, и большую часть порезов у себя на руке она сделала из-за неуверенности, пытаясь психологически настроиться и покончить уже со всем этим, поскольку именно так поступил бы ребенок безумного культа.
Она посмотрела на татуировку у себя на запястье. Три розы с кровоточащими шипами скрывали шрамы на коже. Бабуля Мэгги подарила ей эту татуировку, когда Стефани было семнадцать, с гордостью подписав форму согласия в лэндонском салоне.