Утренний солнечный свет, падающий сквозь пассажирское окно зеленого бабушкиного «кадиллака», нагревает руку, она краснеет, неприятно. Лето в Стауфорде всегда душное, рай для мух и комаров, деревья никнут в депрессии. За окном в клубящейся зеленой дымке проносится лес. Пол под ногами дребезжит из-за гравия, попадающего в колесную нишу.
Джек не помнит свой возраст, но предполагает, что ему где-то от четырех до шести. На нем темные кожаные сандалии, аккуратно отутюженные брюки цвета хаки и зеленая клетчатая рубашка. Даже не видя себя в зеркало, он знает, что волосы у него зачесаны назад с косым пробором.
Бабуля Джини молча сидит за рулем, ведя машину по лесной дорожке под утренним солнцем. Ее серебристые волосы в безупречном состоянии, завиты и уложены в идеальную прическу лучшими мастерами салона красоты «Арлинс». На ней ее любимые серьги: бабочки, украшенные изумрудными камнями. Джек помнит, что это подарок покойного мужа, хотя лицо дедушки не сохранилось в его памяти. Тот погиб в автомобильной аварии, когда Джек был совсем маленьким.
Здесь кошмар смещается, происходит резкий скачок в другую сцену, один проектор переключается на другой. Бабуля Джини держит его за руку и ведет в лес. Тропа заросла травой и дикими цветами. Из земли выступают древние как мир камни, покрытые пятнами мха и исписанные грубыми символами.
Чаща в глубине леса – это калейдоскоп света и тени, солнечные лучи просачиваются сквозь деревья, напоминая инсталляцию в стеклянной рамке. Бабуля Джини ведет его по небольшому склону в заросший папоротником и одуванчиками овраг. Тот извилистой линией пересекает ручей, чьи воды журчат над камнями и под упавшим в него валежником. Над головой чирикают птицы, а деревья шепчутся о паре посетителей, бредущей под их ветвями.
Джек останавливается у деревянного мостика и дергает бабушку за руку.
– Бабуль, почему этот ручей называют Дьявольским?
Лишь эта деталь его кошмара подвержена изменениям. Имоджин Тремли поворачивается к Джеку. Иногда она улыбается, иногда смеется, а иногда плачет. Иногда, как в этот раз, ее лицо не выражает никаких эмоций, а рот вытянут в тонкую линию.
– Там впереди ручей разделяется, – говорит она, указывая на лес, который теперь кажется таким густым, что напоминает толстый зеленый занавес. – Чем напоминает вилы Дьявола, поэтому старожилы назвали его Дьявольским ручьем. Но мы оба знаем, что он не Дьявольский. Верно, милый?
– Да, мэм.
Они продолжают углубляться в лес, туда, где строится поселение из лачуг. Вокруг валяются инструменты и материалы для работы – молотки, пилы, гвозди, бревна и листы металла. Из старых камней, лежащих в земле, вырос целый город. Возле деревни пахнет тухлым мясом, и когда они приближаются к прогалине, Джек понимает почему. С ветвей деревьев, растущих у ее края, свисают туши животных. Странные жертвы, возносимые в небо как подношения богам, чьи имена Джек не может воспроизвести своим детским языком. Вокруг гниющих конечностей густыми черными тучами роятся мухи, от смрада у Джека начинает крутить живот. Он исторгает завтрак из молока и хлопьев себе на сандалии, и Бабуля Джини бранит его за то, что он испачкал одежду по пути в церковь.
Очередная перемена места – в проектор вставили новую катушку, – и они на вершине холма Кэлвери-Хилл. Перед ними стоит Божья церковь Святых Голосов, и сквозь старые белые бревна просачиваются ритмичные звуки хора. Бабуля Джини водит пальцами по волосам Джека, пока не удовлетворяется их видом. Затем снова берет внука за руку.
– А теперь, – говорит она, – веди себя тихо. Мы опоздали на заклинание.
Она открывает дверь и вводит его в помещение старой церкви. Скамьи сдвинуты к стенам, в окна проникают лучи утреннего солнца, в них пляшут пылинки. Прямо впереди лежит на боку кафедра, а у стены стоит безвозвратно расстроенное пианино. В помещении пусто, если не считать гулких звуков хора, доносящихся из дыры в полу.
Бабуля Джини подводит Джека к краю отверстия, и они заглядывают вглубь. Внизу горит свет, мерцающее оранжевое пламя заполняет пещеру тенями, и Джек тянет бабушку назад.
– Мы опоздали, – шепчет она, отпуская его и начиная спускаться по лестнице вниз. Он беспомощно наблюдает, как она погружается во тьму, и в какой-то момент в голову ему приходит мысль бежать.
– Джеки, – шепчет бабушка, – ты идешь?
Щеки у него краснеют от стыда. Он не хочет ее подводить, не хочет заслужить ее презрение и начинает спускаться.