Мелкие снова расхохотались, а Гордей, положив руку на мое плечо, провел меня мимо скривившегося Вани, дальше по коридору. Я чувствовал себя в тот момент особенным. И конечно, ужасно гордился тем, что у меня есть старший брат.
– Давай мириться, – предложил Гордей, когда мы отошли подальше от моих одноклассников.
После инцидента с превращением меня в «настоящего мальчика» мы толком не разговаривали все выходные.
Я кивнул, соглашаясь на перемирие.
– Давай попробуем еще раз, – сказал Гордей.
– Что попробуем?
– Переодеть тебя.
– Я не хочу выполнять твои дурацкие правила.
– Хорошо, давай без правил, – согласился Гордей. – Давай как получится. Я тебя с друзьями познакомлю. Скажу, что ты мой брат. Хочешь? – На последнем вопросе он протянул мне руку.
Я не спешил ее пожимать.
– С какими друзьями?
– С пацанами, – неясно ответил Гордей. – У нас своя компания. Никаких девчонок. Будешь с нами?
– А зачем?
– Я тебя социализирую в мужском обществе. Это как с языками, знаешь? Нет смысла учить с репетиторами, лучше сразу попадать в среду.
Я с сомнением посмотрел на протянутую руку.
– А если у меня не получится?
– Быть девочкой у тебя тоже не получается, – заметил Гордей. – Думаешь, будет хуже?
Я вспомнил, как Поля Рябчик отсела от меня за другую парту только потому, что я все делаю как пацан. А если я так сильно похож на мальчика, что сложного в том, чтобы научиться быть мальчиком?
Я сжал руку Гордея.
– Хуже не будет, – согласился я.
Мы пошли домой, где я переоделся в «нормальную», как ее называет Гордей, одежду. Из-под своей кровати он достал старый походный рюкзак, а из него – яркую желто-фиолетовую куртку, напоминающую винтажную шмотку из девяностых. Гордей носил такую в седьмом классе и очень гордился тем, что сам купил ее в секонд-хенде на карманные деньги.
– Еле сберег, чтоб мама не отдала, – цыкнул Гордей. – Как знал, что пригодится.
Куртку он вручил мне.
– Мы пойдем на улицу? – испугался я.
– Конечно, не вести же мне всю толпу сюда.
Новости о «толпе» меня встревожили. Одно дело – быть неубедительным мальчиком перед Гордеем, другое – неубедительно ходить по городу или предстать перед кучей людей.
Но делать было нечего. Трусость – это еще один девчачий порок, от которого я должен был избавиться, чтобы стать похожим на настоящего мужчину. Сейчас я в лучшем случае барахтался между первой и второй степенью мальчиковости, а мальчики в десятой степени ничего не боятся.
На улице меня не узнали соседи. Если бы узнали, то все старушки сразу же закричали бы: «Лисочка, как у тебя дела?» – а они только покосились на меня, как обычно косятся на Гордея. Про Гордея все бабули думают, что он наркоман. Кажется, теперь они и про меня так думают. Возможно, даже сильнее, чем про Гордея, потому что я был лысым.
Идти пришлось недалеко. Между улицами Лермонтова и Мира располагалась двенадцатиэтажка, которую в народе называли «беременный дом» – из-за ее дугообразной формы. В один из подъездов этого дома мы и вошли.
Сначала я думал, что мы идем в чью-то квартиру, но мы все поднимались и поднимались по лестнице, бесконечно долго. Лифт не работал.
Наконец мы добрались до последнего этажа и остановились под люком с огромным замком. Гордей полез в карман, зашумел ключами и с легкостью открыл люк – будто это его собственная квартира. Подул ветер, и я понял, что там, наверху, выход на крышу.
Гордей подпрыгнул, схватился руками за короткую металлическую лесенку и подтянулся наверх. В два ловких движения он оказался на крыше.
Я растерянно посмотрел на его лицо, глядящее на меня сверху вниз.
– А я?..
– Тоже прыгай.
Я честно прыгнул, вытянув руки. Роста не хватало.
– У меня не получается!
– Да брось, просто прыгни повыше.
Я подпрыгнул еще раза два.
– Никак!
– Блин, ты че, издеваешься? – начал раздражаться брат.
– Мне роста не хватает!
– Ты как коротконогий пони, – проворчал Гордей и, свесив ноги из люка, прыгнул обратно в подъезд.
Очутившись рядом со мной, он грубовато схватил меня под мышки и поднял так, чтобы я дотянулся до лестницы. Я вцепился в ржавые прутья и вскарабкался наверх. Гордей буркнул что-то типа «наконец-то» и так же ловко, как в первый раз, поднялся следом за мной.
Выдохнув, я огляделся вокруг: рядом с нами возвышался чердак с треугольной крышей и пустым оконным проемом без стекол; за чердаком стояла вентиляционная труба и какие-то бетонные конструкции, через которые были протянуты телевизионные провода. Чуть подальше, на одной из таких бетонных балок, расположилась группа подростков. Видимо, к ним мы и шли.