Я делал уроки в своей комнате, когда впервые почувствовал жуткое, почти болезненное желание почесать затылок. И едва это сделал, как Гордей, сидевший неподалеку за компьютерным столом, оторвал взгляд от экрана и живо посмотрел на меня.
– Чешется? – с непонятным энтузиазмом спросил он.
– Чешется… – пожаловался я.
Встав из-за стола, он обошел меня, мельком глянув на мои волосы, и направился в гостиную – к родителям. Оттуда я услышал:
– Мам, у Лисы что-то в волосах.
– Что? – встревоженно спросила та.
– Что-то белое и… похоже на вши.
У меня внутри все похолодело от этих слов. Вши ассоциировались с чем-то грязным, присущим только беспризорникам и маргиналам.
Мама, в тот момент опрыскивающая наши домашние растения, побросала свои дела, поставила табуретку в ванной (там было самое яркое освещение), строго позвала меня к себе. Я пришел и покорно сел спиной к ней на табуретку. Она взяла расческу-гребень и начала выделять пряди моих волос, пристально разглядывая каждую. Затем, ничего не сказав, вышла из ванной и скорбно сообщила отцу, что у меня действительно вши.
– Придется брить, – заключила она.
Но папа попытался ее переубедить:
– Девочку? Брить? Да ты что…
– А есть другие варианты?
– Я слышал, бывают специальные средства…
Мама махнула рукой, не дослушав его:
– Они кучу денег стоят, проще побрить! Да и что такого? Маленькая еще, не должно быть принципиально!
Мне было почти тринадцать лет, мои одноклассницы начинали пользоваться косметикой и самостоятельно подбирать одежду за пределами школы, а моя мама считала, что прийти в такой период жизни лысой в школу – неплохая идея.
Я не отличался от большинства: я тоже все время думал о своей внешности. Пока другие девочки подбирали одежду и подходящий тон консилера, я пытался разгадать, что мне сделать, как мне стать хоть немного таким же, как они? Как мне встроить в свою личность это желание носить платья и подбирать помаду к туфлям, что мне нужно сделать со своей головой, как ее вывернуть, чтобы вписаться в это странное общество? И каково это вообще – так идеально вписываться в него, будто деталь мозаики нашла свое место?
Мои волосы медленно падали на газету, заранее расстеленную на полу. Длинные пряди – одна за другой, бесконечное количество волос. Где я взял столько времени, чтобы отрастить их так много?
В какой-то момент я перестал видеть газету, она расплылась перед моими глазами из-за слез. Мое отражение в зеркале тоже растеклось, но оно и к лучшему. Я не хотел себя видеть. Я гомункул. Чучело. Не зря «Чучело» было моей любимой книгой, я узнавал там себя каждый раз, когда ее перечитывал. Это единственная книга обо мне. О других девочках пишут сказки про Рапунцель, Золушек и Белоснежек, а про меня – «Чучело». Такова жизнь.
«Я не хочу быть собой», – мысленно произнес я. И, зажмурившись, прокричал внутри себя сотни раз: «Я не хочу быть собой! Я не хочу быть собой! Я не хочу быть собой!..»
Но когда открыл глаза и снова посмотрел в зеркало, это все еще был я. Лысый я. Как Лена Бессольцева перед тем, как окончательно превратиться в чучело. Мы с ней по одну сторону жизни. А фильм, кстати, дурацкий. В нем Лену играет красивая девочка с красивой улыбкой, так что все там вранье.
Всю ночь я не спал. Плакал. Думал о том, что так сильно далек от образа нормальной девочки я еще не был. А о чем, интересно, думают по ночам люди, которых не тошнит от самих себя?
Утром я встал с опухшими красными глазами. Хорошо, что был выходной.
Гордей сразу заметил, что я ревел. Спросил:
– Ты из-за волос, что ли?
Я всхлипнул:
– Ага…
– Так ведь это по плану, теперь ты как мальчик! Ты что, не рада?
– Нет… – снова всхлипнул я.
– Почему?
– Потому что я некрасивая-я-я-я! – я не удержался и снова заныл.
Гордей, кажется, выматерился шепотом, но сел рядом со мной на кровать и терпеливо разъяснил:
– Ты себя оцениваешь по девчоночьей шкале красоты! Как пацан ты выглядишь отлично!
– Но я же девочка-а-а!
– Мы же решили, что нет! То есть… – он запнулся. – Ты решила, что нет!
Я продолжал плакать, растерянно потирая свою колючую голову, и тогда Гордей решительно сказал:
– Все, щас переоденешься и увидишь, что все нормально! Снимай эту дурацкую одежду.
Я был в ночнушке с бабочками на груди, и вообще-то она мне нравилась.
Мы дождались, когда родители уйдут на службу, и я покорно открыл дверцу шкафа, спрятался за ней, как за ширмой, переоделся в одежду, выданную заранее Гордеем. Он радостно схватил меня за плечи, развернул к зеркалу и торжественно объявил:
– Вот, смотри!
Из зеркала на меня смотрел заплаканный бритый мальчик в мешковатой одежде. Я помолодел: этому мальчику трудно было дать больше десяти лет.
– Поставь ноги шире, – сказал Гордей.
– Чего?
– Мальчики, когда стоят, шире расставляют ноги.
Я сделал, как он велел. Начинался курс молодого бойца. И вот что я усвоил.
Во-первых, не реветь. Никогда не реветь. Иначе раскроют, что я девчонка, либо будут считать нюней и размазней. «Так что вытри сопли», – жестко сказал брат в завершение этого пункта.