Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая

Аврора, не понимая, что я имела в виду, вновь устремила взгляд на сцену, и, как только грациозная Одиллия в черном оперении начала вращаться вокруг своей оси, зал, и так погруженный в тишину, замер. Аплодисменты начали раздаваться уже на пятнадцатом обороте, и как только танцовщица завершила фуэте, публика утопила зал в бурных овациях.

Наблюдая за продолжением спектакля, когда несчастная Одетта билась в окна дворца израненой птицей, я грустно улыбнулась. Белый и Черный Лебеди. Добро и Зло. Одетта и Одиллия. Вот кем я себя ощущала. Однако, если мир сказки “Лебединого озера” был подчинен ясным и простым принципам, где все делилось на черное и белое, реальность простиралась намного глубже — она была гораздо многограннее и переливалась миллионами оттенков. Без тени не было бы света. Закон единства и борьбы противоположностей.

Уже возвращаясь домой, я наблюдала за Авророй, которая сожалела, что сказка завершилась на печальной ноте, грустно улыбалась и думала, что, вероятно, такова жизнь, и не все в ней поддается нашему пониманию.

— В любом случае, это было сильно, — резюмировала Аврора, щеки которой раскраснелись от эмоций.

— Я очень рада, что вам понравился балет, — улыбнулась я и, наблюдая за блеском в глазах моей компаньонки, перевела взгляд на широкий затылок Макартура.

— Рэнделл, Вы когда-нибудь бывали на балете?

— Нет, — коротко ответил здоровяк, а Аврора подхватила: — Вот и я никогда не бывала, но мне понравилось.

— Учту, — посмотрел Макартур в зеркало заднего вида, и я тихо улыбнулась, радуясь этому зарождающемуся тандему, как в свое время была счастлива наблюдать за парой Джулии и Дугласа. Я бросила украдкой взгляд на Аврору, которая поправляла складку нарядного платья, и вздохнула, искренне надеясь, что у этой пары будет более счастливое будущее.

Приехав в пентхаус, первое, что я сделала — направилась в свою гардеробную и, сев на пол, прильнула взглядом к картине с Белым Лебедем.

Сейчас, рассматривая девушку в белоснежном шелке, я пристально изучала ее лицо и видела в этом таинственном мерцании голубых глаз неопределенность. Уже тогда талантливый художник поймал в моем взгляде неуверенность в правильности моего выбора. Я протянула руку к холсту и почувствовала холод от этого чистого белого сияния, как от далекой, но равнодушной звезды. Вот, кем бы я стала для Макса — принимающей его любовь холодной звездой, той, кто подставлял бы щеку для поцелуя.

“Тайна Ангела”, — назвал ее Крис и был прав. Эти глаза скрывали еще одну сущность, темную, запрятанную в глубине подсознания, замученную, но не умершую.

Немного подумав, я скинула простынь со второй картины и, отойдя в сторону, склонила голову набок, сравнивая изображения.

Две ипостаси одной человеческой души. Белый и Черный Лебеди. Добро и Зло. Свет и Тьма.

Если раньше я, не задумываясь, сказала бы, что быть только Белому, то теперь, пройдя долгий путь, я отчетливо понимала, что нельзя было убить черного лебедя, чтобы оставить в живых только белого. Я была рада, что Макс вернул мне картину, что авария помогла мне понять истину — пусть и таким жестким образом, но мой ангел-хранитель мне сказал, что в отношениях с Максом я навсегда бы осталась на одном белом крыле, без черного.

“Это полюса одной планеты — моей планеты, которая вращалась вокруг моего Солнца. Без хладнокровной самодостаточности Барретта не было бы моей безусловной и всепоглощающей любви Евы к нему. Без сущности Лилит я бы не смогла принять до конца своего мужчину-Дьявола. Обе эти ипостаси принадлежат Ричарду Барретту”, — улыбнулась я, ощущая баланс Евы и Лилит в себе.

Именно с этими мыслями я и легла спать. Сон пришел быстро, но это было и неудивительно — закрыв глаза, я ощущала внутреннюю гармонию своего Черного и Белого, а мой кораблик смело шел вперед, покачиваясь на покрывале Соляриса, словно в уютной колыбели. Однако мой сладкий сон продлился недолго — всплеск волны, и меня выбросило в действительность. Резко открыв глаза, я посмотрела на часы — они показывали начало первого, и все вокруг было погружено в тишину, но я могла со стопроцентной уверенностью сказать — Барретт приехал в пентхаус.

Глава 25

Прошло минут десять, но во всем пентхаусе по прежнему слышалась тишина. Чтобы проверить свою правоту, я встала с постели и, на цыпочках выйдя наружу, остановилась у перил. В зале горел свет, на кресле лежали пиджак и галстук, но самого Ричарда нигде не было видно. Я перегнулась через перила, придерживая распущенные волосы, и в следующую секунду со стороны кабинета послышалась трель телефона и баритон Барретта.

Первым моим желанием было пойти в его кабинет, просто чтобы увидеть, сказать, что я по нему очень соскучилась, но, понимая, что мое появление будет неуместным, вздохнула и вернулась в свою комнату.