Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая

Я внимательно на него посмотрела, понимая, что сейчас он мог растрезвонить об этом на всю Испанию. Но я этого не боялась — я знала, на что шла и готова была держать удар.

— О, не беспокойтесь, мы не обсуждали эту тему за столом, — произнес он, неправильно прочитав задумчивость на моем лице.

— Вы подозрительно добрый.

Назари вновь рассмеялся, но ничего не ответил и сказал:

— Испанцы в этом отношении толерантны и, так же, как французы и итальянцы, не раздувают из этого проблему, а учитывая, что статус мисс Вернер столь же эфемерен, как и ваш, то проблемы, как таковой, вообще нет.

— Зачем вы мне все это объясняете? — спросила я, отмечая, что он не преминул указать шаткость моего положения.

— Хочу вас успокоить.

— Откуда такая душевная щедрость?

— Хочу, чтобы вы почувствовали контраст.

— И снова, не стóит, — усмехнулась я, чувствуя, как ловко этот мужчина мог завлекать женщин в сети.

— Что именно?

— Намекать, что для вас я была бы особенной и единственной.

— Не поверите?

— Нет. Для вас стало неожиданностью, по вашим же словам, что я вернулась к Ричарду, значит, вы знаете и о том, что я некоторое время жила своей жизнью. И вам никто не мешал… — хотела сказать “украсть”, но вместо этого произнесла: — Добиваться меня. Но вы этого не сделали… А это значит, что вам просто хотелось заполучить то, что имеет Барретт. Пока я была вне зоны интереса Ричарда, я была вне зоны вашего личного интереса. Так что не нужно мне говорить о том, что я и мои танцы для вас особенные.

Теперь была его очередь внимательно смотреть на меня.

— А вы повзрослели, — наконец произнес он.

— Вы тоже изменились.

— Поделитесь, в чем именно?

Я вновь посмотрела на стоявшего рядом Назари и, наконец, подобрала нужное определение.

— Вы устали от жизни.

Назари на секунду задумался, но ни возражать, ни как-то комментировать мою оценку не стал.

— Зачем вы к нему вернулись? — вместо ответа спросил он. — Уверен, что инициатива исходила от вас, а не от него.

— Потому, что я его люблю… — не задумываясь, произнесла я.

— За что?

— Вопреки, — опять последовал мой быстрый ответ.

На это он ничего не сказал, и мне показалось, что он на секунду снял маску, стер светскую улыбку и стал собой.

— Чем Ричард отличается от меня? — внезапно спросил он. — Мы оба прожженные циники, которые устали от этой жизни, мы эгоисты, которые любят только себя, и часто используем людей в собственных целях.

В какой-то степени, Назари был прав — Ричард тоже никого не любил, был циником и эгоистом, но отличие все же существовало.

— Вам не понравится мой ответ… — покачала я головой.

— Уверен, я справлюсь.

Я некоторое время изучала его лицо и наконец произнесла:

— Я бы не присудила вам трофеи.

— Не понял? — удивленно поднял он бровь.

— Во вторник я была в Малаге, и Кармен повезла меня на экскурсию в “Малагету” — арену для корриды. И там я узнала, что после решающего удара президент арены присваивает матадору трофеи побежденного животного. Чем выше мастерство, тем больше трофеев. Но бывает немало случаев, когда трофеи не присуждают.

— Вам нравится это зрелище? — вновь удивился Назари.

— Нет, вовсе нет, — покачала я головой. — Я не сторонница философии корриды. Меня привлек музей, где хранятся работы Пикассо, Веласкеса, Дали. Ведь это непосредственная история Испании, ее культура. Но я не об этом.

Назари внимательно смотрел на меня, и я продолжила:

— Эта арена названа в честь Антонио Ордоньеса — одного из самых знаменитых матадоров Испании, и в музее я узнала, что у Хемингуэя есть роман об Испании и этом человеке.

— Он называется “Опасное лето”, — улыбнулся Назари, и я кивнула.

— К моему стыду, этот роман прошел мимо меня, и я по приезду из Малаги проглотила его за вечер.

— Так вы меня хотите сравнить с быком? — усмехнулся Назари.

— Нет, — покачала я головой. — Но, если вам неприятно, я не буду продолжать. Тем более, вы читали этот роман.

— Напротив, продолжайте, — произнес Назари. — Я весь внимание.

— Я только опираюсь на книгу Хемингуэя. Он рассказывал о работе нескольких матадоров, и я была восхищена, насколько точно он описал технику. В бою недостаточно подчинить быка мулетой. Матадор должен выполнить ряд пассов, прежде чем нанести сокрушающий удар быку. Делая эти пассы, он пропускает быка мимо себя. И чем ближе это расстояние, тем выше профессионализм матадора. Эти пассы чрезвычайно опасны. Но существует много жульнических приемов, позволяющих матадору самому проходить мимо быка, вместо того чтобы пропускать его мимо себя, или только пассивно встречать движения быка, вместо того, чтобы управлять ими. Как сказал сам Хемингуэй, “С таким же успехом можно спокойно пройти мимо идущего навстречу трамвая”. Так вот, — и я сделала паузу. — Такими фокусами иногда баловался Манолете, потому, что публика их любила. Он выступал перед зрителями, которым нравилось, когда их обманывали. Он приучил публику к красивому зрелищу, но, по словам самого Хемингуэя, это было жульничество. Никто не умаляет заслуг самого Манолете. Он великий и признанный матадор. Когда он погиб, Франко объявил трехдневный национальный траур.