Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая

— Я вас понял, — кивнул Назари. — А Барретт значит…

— Антонио Ордоньес, — подхватила я. — Как сказал Хемингуэй, “Я сразу признал в нем три главных качества матадора: храбрость, профессиональное мастерство и умение держаться красиво перед лицом смертельной опасности.”

— Интересное сравнение, — усмехнулся Назари.

— Простите, если обидела, — все же произнесла я и добавила: — Я знаю, что ваши распри с Ричардом произошли не из-за меня. Я просто оказалась на пути, не в том месте и не в тот час. Но я очень хочу, чтобы между вами не было вражды, особенно, из-за меня. Я не трофей, который может вам достаться. — Вспомнив Макса, я покачала головой. — Я все равно никогда не смогу вас полюбить, осыпьте вы меня вниманием и любовью. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Ричард — моя судьба. Не пытайтесь встать на пути у моей судьбы. Так вы сделаете больно только мне, но не Ричарду. Ничего хорошего ни для вас, ни для меня из этого не выйдет. Мы оба проиграем.

В воздухе повисла тишина, нарушаемая гулом гостей и ярким фейерверком в небе, когда сзади я почувствовала приближение Ричарда.

Я обернулась и увидела, как он, с телефоном в руках, шел спокойной походкой в нашу сторону.

— Нам пора, — произнес он, подходя к бару.

— Был рад пообщаться, — улыбнулся Назари, и мне хотелось верить, что он все еще не надел свою светскую маску.

— Желаю вам всего хорошего, — произнесла я, надеясь, что наш с ним разговор немного разрядил обстановку и поможет Ричарду в делах с этим непростым человеком.

Глава 34

Как только мы с Барреттом сели в машину, я выдохнула и, чувствуя спокойствие салона, откинулась на удобном сидении. В тишине мысли зароились с новой силой, возвращая меня к теме танца, и я внимательно посмотрела на Ричарда — он сидел рядом и, закрыв глаза, был где-то далеко. Изучая его строгий профиль, я пыталась понять причину его недовольства моим выступлением и распущенными волосами — не верила я в ревность Ричарда, не тот он был человек. Он без колебаний оставил меня одну в непосредственной близости от Назари и спокойно пошел решать свои вопросы. Я бросила взгляд на Макартура, который вел машину и задумалась, как мне начать этот разговор, но Ричард заговорил первым.

— Избавься от привычки публично проявлять эмоции. Не создавай мне дополнительных проблем.

Я поняла, о чем он — один раз я уже дала волю эмоциям, когда меня спровоцировала Марта, и это повлекло за собой череду неприятностей, которые впоследствии решал Ричард. И тут неважны были причины моего желания потанцевать — истерика или, напротив, радость. Как я и говорила Назари, я не была причиной их вражды, но, будучи любовницей Барретта, могла привлечь своей экспрессией ненужное внимание. Своим ярким платком, распущенными локонами и свободным зажигательным танцем у всех на виду я обратила на себя пристальное внимание всех присутствующих, показала себя больше чем обычно, больше, чем нужно — энергетику, женскую силу, все то, что обычно предназначалось только Ричарду, и неизвестно, что могло щелкнуть в голове у какого-нибудь сильного мира сего, пока он наблюдал за моим танцем.

— Волосы тоже проявление эмоций? — тихо спросила я.

— Да, — коротко ответил он, и я кивнула в подтверждение своих мыслей.

Своими экспрессивным танцем я символизировала открытую сексуальность, а распущенными волосами — свободу, возможность претендовать на меня кому-то другому, хотя ничего из этого я, конечно, не имела в виду — я всего лишь танцевала. Но случай с Назари был показательным, и не стоило недооценивать этот опыт.

Я усмехнулась и, соглашаясь с его доводами, процитировала Оруэлла:

— Привычка не показывать своих чувств въелась настолько, что стала инстинктом…

Но было одно существенное отличие — эта фраза не подходила под определние характера Ричарда и была ему противоположна. Если мне нужно было приглушать свои эмоции на публике, то Ричарду, наоборот, приходилось надевать маску публичного человека, улыбаться, шутить и говорить. Эмоции — и были его маской. Однако, как только мы оставались наедине, он снимал светскую личину и погружался в молчание. Парадокс, но именно его молчаливость, отстраненность, замкнутость, отсутствие эмоций и были его настоящим лицом. Он мог сколько угодно играть на публике, но в принятии им решений, был самодостаточен и независим — ему не нужны были одобрение или поддержка окружающих — близких ли, далеких. Редкое качество.

Подтянувшись, я прижалась к своему мужчине, и он не отстранился. Опустив голову ему на плечо, я улыбнулась, радуясь своему тихому счастью — до утра Ричард будет только моим.

От мыслей меня отвлек звук сотового Ричарда, а я, посмотрев на часы, предположила, что ему звонят из Сиэтла.

— С Гарсией проблем не было? — говорил Ричард с незримым собеседником. — Нет. Пусть он вылетает сразу в Мадрид…Мои юристы уже одобрили контракт… Да, я встречался с Эрнандесом во вторник. В целом это то, что мне нужно. Если все пойдет по плану, в пятницу решу вопрос и переведу деньги… Да. Всё в силе. Видео-конференция через час…