Девочка Эмина

— Валера, пункт назначения знаешь. Как будете в Москве, позвони. Моя сестра приведет ее в порядок перед свадьбой. Я съезжаю с пути.

— Будет выполнено.

Валера на меня не реагировал.

Сердце в груди билось часто-часто. Эмин в Сибири. Он даже не знает о том, что я не дома. Думает, что я сплю в его постели сладко и мирно. Не перестраховывался, потому что был уверен: его жилище никто не тронет. Только свои, говорил он.

Но едва ли Анархист был своим.

Мама остается в Волгограде. Меня увозят в столицу. Нас выгодно разделить. А когда замужем буду, подонок будет манипулировать ею. Фактически мы обе в его руках. Удобно. Выгодно.

Если увезут в Москву — то с концами. Эмин не найдет. Возможно, и его убьют за то, что прятал. За то, что не позволил убить еще в Сибири. Спас, скрыл. За это верная смерть.

— Вы делаете большую ошибку. Если Эмин вернется и не найдет меня дома, вам всем головы не снести.

— Успокойтесь, госпожа Шах, — подал голос Валера.

Госпожа Шах?

Я тревожно кусаю губы. За окнами поздняя ночь. Как они собираются везти меня в Москву? Как товар, не иначе. Ночью везут любую нелегалку, поэтому все закрутили быстро. Сиюминутно, пока Эмин не вернулся. Еще ведь в люди надо вывести, разукрасить, замуж выдать и чтобы все прилично было.

Зато ни контроля, ни общественности. Не самолетом, а на машине перевозят живой сопротивляющийся груз.

Я прислоняю холодную ладонь к губам. Пальцы дрожат. В мыслях о спасении непроизвольно целую голубой камень. Подарок Эмина. Первый и ценный. У меня есть выбор, Эмин: остаться в Волгограде или умереть. За другого не выйду, я не вещь.

Что бы ты предпочел?

А что, если бы я была беременна? Что, если через несколько недель наша первая с Эмином ночь даст свои плоды? Что скажет чертов Басманов и как потом отчитается Анархист?

Губы растягиваются в улыбке. Пальцы перестают дрожать.

Закончились уличные фонари. Мы приближались ко тьме. К выезду из города. Цепляясь за каждую нить, я иду на риск.

— Я беременна.

Никто не шелохнулся. Кроме Валеры.

Он повел плечом, озираясь на меня. Показалось или нет?

— Я беременна! Передайте Анархисту, что я беременна! От Эмина Шаха!

Валера долго думает. Водитель не сбавляет скорости, ведь Валера здесь главный, а раз он ничего не приказывает, то девчонку нечего и слушать.

— Вы понимаете русскую речь? — я вцепляюсь в его огромное плечо, — можете делать вид, что не слышите меня, но по приезде в Москву сами доложите это моему будущему мужу.

Валера дергается. Водитель тоже теряется, скользит по мне растерянным взглядом.

Эмин убьет их. Только за то, что рядом были. Касались.

— Едем или?.. — уточняет, не сбавляя скорости.

— Не тормози, — рявкает Валера, — сейчас все узнаю.

Наконец, он достает рацию. Анархист только съехал с пути, за нами осталось несколько машин. Ценный груз, однако.

По бокам прорезаются леса. Страшные, ядовитые.

— Булат слушает.

— Госпожа Шах сообщила новость…

Валера мнется. Анархист злится.

— Какую еще новость?!

Эмин будет в бешенстве. В диком. Я еще помню, как в квартиру ворвались те подонки. Они шантажировали его, а затем оказались мертвы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Они угрожали, что Анархист узнает обо мне. Но их давно нет, а Анархист все равно узнал. Стоила ли их смерть того? Невозможно прятать у себя человека, когда имеешь дела с такими людьми.

— Говорит, что беременна. От Эмина.

В салоне наступает тишина. Только водитель часто поглядывает на меня. Щурится, сомневается — выполнять приказ или нет? Получается, он знает Эмина. Знает, на что тот способен, иначе бы не трусил сейчас.

— В смысле беременна?! — рявкает Анархист, — она что несет? Дай ей снотворное и не делай мне мозги, сукин ты сын.

Еще секунда, и подонок бросит трубку. Мне не поверят, дальше повезут, больше звонить зверю не станут.

Терять нечего. Я вцепляюсь в руку Валеры и поднимаюсь выше, чтобы дотянуться до рации.

Тесно. Жарко. И безумно страшно ехать ночью в машине с четырьмя мужиками. Эмин бы голову оторвал. Им и мне. За близость тесную.

— Да, ваш товар оказался беременным, — огрызаюсь, — правда выяснится, едва в Москву меня привезете. Что Басманову скажете?

В рации раздается тяжелое дыхание. Хриплое. Неприятное.

— Остановите машину! — рявкают из рации.

Машину потряхивает. Мы съезжаем на мокрую обочину. Конвой делает то же самое. Водитель другого авто недовольно заглядывает внутрь.

— Чего остановились? Москва не скоро.

— Хозяина ждем. Садитесь по машинам, — ответил водитель.

Я откидываюсь на сидение. Минутное замедление придает сил. Я настолько поверила в собственную ложь, что руки непроизвольно легли на живот.

Жест не уворачивается от Валеры. Поглаживаю для правдоподобности, а на самом деле лишь снимаю волнение.

Я лишь тяну время. Ложь вскроется быстро.

Сегодня понедельник, Эмин вернется не раньше среды или четверга…

Меня начинает трясти.

Дура. Зря все затеяла. Анархист не потрудится с утра врача вызвать, а затем снова в столицу отправить.

— Мне плохо…

Я всхлипываю. Руки пробивает крупная дрожь. Они уже не гладят живот, а стучат по нему.