Девочка и кошка

— Не видишь смысла? Не понимаешь, что подводишь весь коллектив? Ты подводишь меня, в первую очередь, как своего научного руководителя! Нужно жить, как все! Через две недели я назначаю малую защиту, это согласовано с руководством института. И ничего слышать не хочу!

Домой я пришёл усталый и разбитый. Мне совершенно не хотелось заниматься диссертацией. Но подвести людей, которые ничего плохого мне не сделали, которые всей душой болели за меня, не мог, не имел права. Я достал работу из письменного стола, и только начал читать, как меня отвлёк телефон. Звонила Юлька.

— Куда ты пропал? Мне нужно срочно поговорить с тобой! Ты вообще думаешь о нашей свадьбе?

— Ну, вообще-то думаю.

— И что же ты думаешь? Нас расписывают в ноябре! Ты представляешь себе, что это значит?!

— Это значит, что свадьба будет осенью.

— Это значит, что я буду белым свадебным платьем подметать осеннюю грязь!

— Но не обязательно быть на свадьбе в белом платье до самого пола. Можно придумать что-нибудь соответствующее осенней погоде.

— Что? Хочу иметь длинное белое платье! Как все! Я что, хуже других? Делай, что хочешь, но добейся, чтобы дату нашей регистрации перенесли на август!

— Но в августе у меня защита диссертации!

— Ничего не хочу знать! Для тебя диссертация важнее меня?

Она бросила трубку.

Она тоже хотела, чтобы я был, как все. Чтобы всё было как у других. Ничего особенного, ничего выдающегося. Всё, как обычно.

Я с успехом прошёл малую защиту, договорился о переносе даты регистрации в ЗАГСе на конец августа. Все были довольны, и мой научный руководитель, и Юлька. До свадьбы оставалось несколько дней, и вдруг я бросил всё, сел в машину, никому ничего не объясняя, и рванулся по ночному шоссе к перевалу.

Я надеялся, что снова встречу её, но проходил поворот за поворотом, а на обочине никого не было. Я остановился на перевале, в надежде отыскать дорогу к вершине, к полуразрушенному замку, но дороги не было. Я оставил машину на площадке около турбазы, чуть ниже за перевалом, и пошел к вершине. Я продирался сквозь густой лес, пока не вышел на плато, где летом стоял полуразрушенный замок. Но и его не было. Только скалы, обрыв, да зубцы вершины, устремлённые в небо, и больше ничего. Тяжёлые, серые облака рвались в клочья о скалы, истекая холодным мелким дождём. Осенний холод проникал в душу, наполняя её унынием и безысходностью. Я понял, что ничего, ничего уже больше не будет. Никогда.

Я стал таким, как все. Я женился, защитил диссертацию. Я разучился понимать язык зверей, птиц и цветов, и летать я больше не умею.

Геннадий Дмитриев Одесса — 2010

Полустанок

Поезд, замедляя ход, лениво пересчитывал колёсами стыки рельс. Металлический скрип тормозных колодок заполнил душное пространство тесного купе. Ещё раз заунывно пропели тормоза и, выдохнув сжатый воздух, затихли. Поезд остановился у какого-то маленького, затерянного в прибрежной степи, полустанка. Седьмой вагон оказался напротив низкого, одноэтажного здания вокзала с поблекшими стенами неопределённого цвета, окружённого высокими пирамидальными тополями.

Борис вышел в тамбур; молоденькая, хрупкая проводница с большими синими глазами протирала поручни.

— Долго стоим? — спросил он.

— Две минуты, встречный пропускаем, далеко не отходите!

— Да я здесь, у подножки, свежим воздухом подышу, — ответил Борис, спрыгнув на низкий, усыпанный гравием, перрон.

Из дверей соседнего вагона высунулась пузатая сумка с колёсиками, за ней показалось миленькое личико её молоденькой владелицы. Борис взял сумку, поставил на перрон, подал девушке руку.

— Спасибо, — тихо сказала она, и улыбнулась улыбкой Джоконды.

— Удачи Вам, — ответил Борис, вернулся к своему вагону, провожая девушку взглядом, она шла к зданию вокзала, отделенного от узкого, низкого перрона линией первого пути, волоча сумку за собой.

Осторожно! Там встречный проходить будет! — крикнула проводница вслед девушке, и та ускорила шаг. Сумка, жалобно поскрипывая маленькими пластмассовыми колёсиками, прыгала по рельсам и шпалам. И когда девушке оставалось лишь подняться на перрон, сумка зацепилась колёсиком за последний рельс. Отчаянно и нервно дёргала девушка сумку, но та не поддавалась. Тревожный, резкий гудок тепловоза больно резанул слух.

— Сумку бросай! Беги! — крикнула проводница.

Широко раскрытые глаза девушки были полны ужаса и отчаянья, руки её судорожно вцепились в сумку. Борис понял — сумку она не выпустит, страх парализовал её.

Он бросился на помощь, одной рукой рванул сумку на себя и вверх, другой обхватил девушку и выскочил с ней на перрон, оттолкнув подальше от рельсов. Мимо пронёсся тепловоз, обдавая их рёвом сирены, жаром и грохотом. Потянулась длинная цепь товарных вагонов и цистерн, закрыв пространство.