Девочка и кошка

Я взял билет, повесил в гардеробе мокрый плащ, и вошёл в зал, полный тайны, заключённой в древних, написанных рукой известных и неизвестных художников, полотнах. Я перехожу из зала в зал, смотрю на мир, давно уже умерший, отшумевший, как эта осень, застывший в потускневших красках, покрытых сетью паутинок, картин. Я вглядываюсь в лица людей, живших сотни лет назад, любуюсь природой, не израненной шрамами дорог, смотрю на закаты и рассветы, не закопченные дымом фабричных труб. Один портрет особо привлек меня: дама, в длинном, красном платье, с густыми чёрными, падающими на обнажённые плечи волосами, стоит у перил лестницы; одна рука её небрежно касается перил, другой она поддерживает платье. Она спускается по ступеням, нога в позолоченной туфельке уже сделала шаг, появившись из-под края платья. Глаза её, светящиеся тайным, зеленоватым светом, смотрят на меня в упор.

Я узнал её сразу, это была она, та, от которой я уже целую неделю жду письма. Взгляд, поворот головы, тонкая прядь волос, упавшая на лоб, печальная улыбка, застывшая в уголках губ. Я не дыша смотрю на портрет. Откуда она здесь, среди картин семнадцатого века? Кто мог изобразить её? Надпись под картиной гласит: «Портрет дамы. Неизвестный художник». Я не заметил, как подошла женщина, служащая музея, и что-то спросила, потом тронула меня за рукав, — я обернулся и посмотрел на неё отрешённым взглядом.

— Что с Вами, молодой человек? Вы уже больше часа стоите у этой картины.

— Эта картина, — ответил я. — Откуда она у Вас?

— Выставка передвижная, картины собраны из разных музеев, если хотите, я уточню.

— Уточните, пожалуйста, я подожду.

Она ушла, а я остался наедине с картиной, написанной неизвестным художником три века назад. Я смотрел на неё и не мог двинуться с места. Наконец вернулась служащая музея, и сказала:

— Эту картину мы получили из Рошанска, возможно там есть более точные сведения о ней.

Рошанск, там живёт она, та, от которой я жду письма. Она живет там сейчас, а картина написана в семнадцатом веке, во Фландрии, расположенной за тысячи километров от Рошанска.

— У Вас есть проспект выставки с фотографиями картин?

— Есть, вот, пожалуйста, — она протягивает мне проспект, напечатанный на глянцевой бумаге.

Я взял его, нашёл картину неизвестного художника, но и в проспекте оказалось информации не больше, чем в табличке под картиной. Я уже тогда решил, что непременно полечу в Рошанск, каждое утро туда отправляется самолёт, «Ту-124», он прилетает из Рошанска поздно вечером, а утром улетает обратно, только бы не отменили рейс из-за погоды. Я купил проспект у служительницы музея, поблагодарил её, и вышел в дождь. Через два квартала от музея, в полуподвале старого здания с потемневшей, местами облупившейся краской, отмеченного тусклой медной табличкой: «Памятник архитектуры», — касса «Аэрофлота». Летом здесь выстраивается очередь, хвост которой торчит из полуподвала, но сегодня нет желающих улетать в эту серую, дождливую осень. Я взял билет, и отправился на почтамт, дать телеграмму, предупредить, что завтра утром буду в Рошанске. Почему она не пишет? Почему? Я взял бланк телеграммы, отошёл к столику, обмакнул перо в чернильницу, и стал писать адрес, но пока я обдумывал текст большая капля, сорвавшись с капюшона плаща, упала на бланк, буквы расплылись. Я смял бланк недописанной телеграммы, выбросил в корзину, откинул капюшон плаща, и взял другой бланк, аккуратно заполнил его, подал в окошко. Девушка за полупрозрачным окошком, пересчитав слова, сделав какие-то пометки на бланке, назвала сумму, получив деньги и отсчитав сдачу, она положила мою телеграмму в папку, где уже лежали другие.

— Скажите, — спросил я, — можно надеяться, что адресат получит телеграмму сегодня вечером?

— Надеяться всегда можно, сейчас отправим, а когда доставят — не знаю, не от нас зависит.

Домой я пошёл пешком, под дождём, по лужам, по вымокшим улицам, и ненастная осенняя погода, и резкий, пронизывающий ветер, и летящие навстречу капли дождя — всё это создавало ощущение какой-то нереальности мира. Почему-то никак не выходил из головы случай с каплей, упавшей на бланк телеграммы. Может быть, не стоило её посылать? Может быть, вообще не стоит лететь в Рошанск? Ну, почему нет писем? Как она оказалась там, на картине? А может, это только бред больного воображения? Случайное сходство, какие-то общие черты, подмеченные вдруг, в состоянии нервного ожидания, а воспаленное подсознание, где постоянно присутствует её образ, дорисовало остальное? Дома я открыл проспект, и вновь стал всматриваться в картину: нет, ошибки быть не может — это, несомненно, она. Не только внешнее сходство поразило меня, было в образе женщины, запечатленном неизвестным художником на холсте, что-то большее, неуловимое, но говорящее, что это была именно она; она, и никакая другая, похожая на неё внешне.