Девочка и пёс

– Что вы – что вы, господин инрэ, – воскликнул он и смешно всплеснул руками, – я ни в коем случае не намерен докучать вам своим присутствием. Как только все бумаги будут подписаны, я покину вас и буду ожидать сообщений из Геральдической Палаты в своей конторе. Получив из оной подтверждение о вашем титуловании, я вторично пребуду сюда, к вам, чтобы сопровождать вас в Заль-Вер для получения вашей дворянской грамоты. Как сообщил мой клиент, вы настаиваете на том чтобы получить грамоту сразу после подписания и также лично удостовериться что ваше имя внесено в Парчовую книгу и Патриционный матрикул. Всё верно?

– Да, всё так, – медленно ответил Мастон, обдумывая услышанное. Что ж, решил он, его всё устраивает.

– Тогда прошу, – Регоньяк протянул ему два маленьких ключа. – Вот этот от золотого сундучка, тот что, – он фамильярно улыбнулся, – увы, поменьше. Этот от серебряного. Футляр с каменьями на защелке.

– Благодарю, – с улыбкой сказал судья, принимая ключи. Ему подумалось, что он принимает ключи от рая.

Он решил, что этот Регоньяк отлично держится. Ведь наверняка изнывает от любопытства узнать, что такого совершил господин инрэ чтобы в один день быть обласканным таким неслыханным кушем: громадным состоянием и титулом. Но если и так, старший юрист не выдал своего желания ни единым намеком.

С почти детским волнением он открыл сундучок "тот что, увы, поменьше". Он ожидал увидеть сплошную массу из золотых кругляшков, но оказалось что монеты аккуратно расфасованы в столбики из бумажной обертки, перетянутой тонкой золоченой ниткой. "Драгоценные колбаски", весело подумал судья. В каждой такой "колбаске" было по двадцать монет.

Мастон Лург перенес сундучок на кровать и с любовью, чуть ли не с трепетом, словно имеет дело с маленькими живыми нежными созданиями, принялся, считая про себя, перекладывать "колбаски" на постель. Порой у него начинали дрожать руки. Каждая такая "колбаска" могла позволить одному человеку сносно прожить целый год. А здесь их целая тысяча. Он уже обеспечен на тысячу лет. А ведь у него еще есть серебро и бриллианты. А до вечера он должен вступить во владение огромным земельным поместьем, приносящим немалый доход. Его душа пела от радости. Словно весь окружающий мир, прежде равнодушно не замечающий его, теперь приветливо улыбался ему. Всё становилось возможным и осуществимым, все дороги и дома открывались перед ним, лучшие экипажи, лучшие корабли готовы везти его куда ему угодно. Люди, звери, звезды, стихии в немом восхищении взирают на него, признавая его необыкновенность, признавая что он победитель и имеет право на всё, завидуя его судьбе, желая хоть на миг прикоснуться к нему как к символу бесконечной удачи. Новая счастливая жизнь приветствовала его. Он уже совершенно позабыл когда испытывал нечто подобное в последний раз. Может быть в далеком детстве или в то прекрасное время, когда только начал встречаться с милой девушкой, впоследствии ставшей его женой. Но и детство и девушка были всего лишь скоротечными иллюзиями, легкомысленным вихрем эмоций, приятным самообманом, ненадежным душевным порывом наивной юности, а теперь его грядущая счастливая жизнь овеществлена и разложена в увесистые стопки монет, которые не обманут, не предадут, не растают с утренним туманом, их твердость, крепость и ценность не зависят от погод, настроений, эфемерных движений души и хаотичной природы случая. Они останутся неизменными на века и всегда будут служить ему верой и правдой. Судье уже казалось что он испытывает к этим монеткам самое настоящее чувство любви, за их верность, преданность, надежность. Он распечатал три взятых наугад столбика и долго ласково перебирал новенькие блестящие монеты. "Словно только из-под пресса Королевского монетного двора", с улыбкой думал он. Впрочем, учитывая возможности герцога, вполне вероятно что так оно и было, решил Мастон.

Наконец он стряхнул с себя сладкое наваждение приятных грёз, сурово напомнив себе, что дело еще далеко от завершения и сейчас определенно не время для счастливой рефлексии. На небольшом столике у окна стояли заранее приготовленные аптекарские весы, которые он попросил принести ему еще вчера. Взяв несколько монет из сундучка, он взвесил каждую из них вместе с эталонной тоной, привезенной из Туила. Серебро он уже пересчитывал не столь эмоционально. Сильвиды были разложены в кожаные мешочки, по пятьдесят монет в каждом. Перебросав тысячу кошелей, при этом пару раз, как ему показалось, сбившись со счета, но не став начинать сначала, великодушно решив что это не критично, он занялся камнями. Долго разглядывал каждый в увеличительное стекло и скрупулёзно взвешивал.

Сидя за большим столом, мэтр Регоньяк снисходительно наблюдал за судьей. Когда тот наконец завершил свои утомительные, но вне всяких сомнений приятные труды, старший юрист заметил:

– Вы очень педантичны, господин инрэ.

Мастон так и не сумел понять насмешка это или похвала.

– Лучше сразу всё сделать правильно, – сказал он.

– Похвальный принцип. Можем приступить к бумагам?