Девочка и пёс

За столом царила невероятно благожелательная атмосфера. Люди вкусно ели и увлеченно беседовали. Цыс развлекал гостей историями из своей бурной жизни, в то время как они стремительно уплетали щедрое угощение их заботливого хозяина. После ужина Цыс объявил десерт, который будет состоять из розового чая и илирийского шоколада. Минлу от радости захлопала в ладоши. Правда затем она и Талгаро попытались отказаться, прекрасно зная что это очень дорогое угощение. Но Цыс настоял. Он ушел на кухню, разогрел воду, заварил чай, налил кружку себе, а затем щедро всыпал порошок из маковых семян прямо в чайник и хорошенько перемешал. "Всё будет хорошо", повторил он снова и разлил напиток с ударной дозой снотворного еще по двум кружкам. Вернувшись в гостиную, он увидел что девушка бродит по комнате и разглядывает развешанные по стене предметы. Вдруг она засияла. "Это ведь келинга?", сказала она, указывая на небольшой струнный музыкальный инструмент. Цыс утвердительно кивнул, припомнив как Эмеры хватались, что Тойра неплохо играет на нём. Да вот только послушать ему не довелось. "Талгаро, сможешь?" подначивая, воскликнула Минлу. Талгаро попытался откреститься, но не тут-то было. Девушка принялась упрашивать его, попутно объясняя хозяину дома, что Талгаро удивительно красиво поет, просто сердце замирает. И затем уже с гордостью объявила, что он Певец Рода. Цыс действительно удивился, он много слышал о Певцах рода от черных лоя, у которых он провел несколько лет. Черные лоя говорили о певцах с исключительным уважением и чуть ли не благоговением, что уже само по себе безмерно изумляло Цыса. Он знал насколько сильно черные лоя презирают и ненавидят своих белых соплеменников, якобы за то что те ходят в любимчиках у Сандары и строят с Королевой различные козни, желая сжить со свету своих уродливых собратьев. И вдруг оказывается, что кое к кому из стана своих врагов черные лоя относятся вполне лояльно и даже с почтением. Черные лоя восторженно рассказывали ему что Певцы рода обладают божественными голосами, настолько мелодичными и многогранными, что способны передать практически любой существующий на свете звук. Их дивные голоса отрывают от земли, утихомиривают боль, останавливают время, прекращают страдание, приносят покой и радость в любую утомленную измученную душу. А главное этот голос, его звучание создает жизни, говорили черные лоя и Цыс с удивлением видел что у них в глазах блестят самые настоящие слезы. До этого он вообще никогда не видел чтобы лоя плакали. Главным образом черные лоя страдали и переживали из-за того что среди них Певцов рода не существует и потому в отличии от белых лоя они больше не в состоянии зачинать детей и их племя, пусть и медленно, благодаря своему долгожительству, но неуклонно исчезает. И естественно Цысу было очень любопытно услышать пение настоящего Певца рода и потому он также присоединился к просьбе кирмианки. Талгаро, немного смущенный, в конце концов взял в руки келингу и некоторое время осторожно перебирал струны и чуть-чуть подтягивал колки. Затем он заиграл грустную, проникновенную мелодию и негромко запел. Он пел очень старую песню, которую обычно именовали "песнь беглеца" и повествовала она о сбежавшем рабе. Но Цыс уже через несколько секунд уверился, что для такого голоса слова уже не важны в принципе. Он пронзал навылет и в тоже время застревал где-то в самых костях и крови и казалось, что всё тело сладостно дрожит и вибрирует от переполнявшего счастья и восторга. "С облаками домой плыву, Хоть и в яме, подобный зверю. И Тебя ли, мой Бог, зову, Если больше в Тебя не верю?" Голос обволакивал и поглощал и тут же отпускал, освобождал, будто говорил "лети, лети выше" и сердце то приятно замирало, то начинало биться как могучий прибой и объятья чего-то неуловимого, но непередаваемо прекрасного крепко стискивали грудь, а по спине бежали зудящие мурашки, словно там из плоти выпрастывались зачатки крыльев и радостный трепет проходил по телу, которое одновременно переживало и упоение и страх как будто стоишь у бездонной пропасти и смотришь в неизмеримую светлую даль. "Моя жизнь — на ветру свеча, Моя доля — глухая глыба, Но с любой стороны бича, Говорят, существует выбор." Цыс, словно напуганный вроде бы хотел отстраниться, откинуться назад, отвернуться, укрыться от голоса, но то что яростно и сладко пульсировало в глубине его живота изо всех сил тянулось к этому сказочному звучанию и Цыс тянулся вместе с ним. "Говорили, что цепи снять Может только одна могила, Но рабом мне не умирать, Мне и жизни такой хватило"

И когда Талгаро замолчал у Цыса щипало в глазах и он с каким-то совершенно незнакомым ему стыдом и раскаяньем понимал что вот-вот из глаз проступят слезы. Кое-как придя наконец в себя, Цыс тихо сказал: "Пейте чай, пейте, а то остынет".