Девочка и ветер

– Меня совершенно не интересует, нравлюсь я вам или нет, но я хочу, чтобы вы четко поняли, она – моя жена. И оставьте ее в покое! – Лицо Мамуки было белым как мел, а напряженные желваки поигрывали от раздражения. Его одновременно обуревали сила первой любви, которая так неожиданно захватила его, и бешеная ненависть к человеку, с кем был вынужден ее делить. В свою очередь и Магнуса Петершона связывало с Ива-ной нечто большое – очарование поздней любви, которая нашла приют на солнечном поле ее молодости. На этом поле, по правде сказать, росло много сорняков и колючек, их надо было бы вырвать с корнем, и Магнус Петершон был убежден, что они неразделимо нужны друг другу.

– Чтобы я оставил ее? Даже и не подумаю! Что ты себе, парень, навоображал?! Что я преподнесу ее тебе на серебряном блюдечке с голубой каемочкой со словами: «Пожалуйста, Мамука, прими»?! Она – лучшая глава моей жизни, и мы нужны друг другу.

Мамука не сдавался:

– Но у вас есть семья?

– Есть, и что?

– А что сказала бы ваша супруга, если бы узнала?

– Не знаю, но это была бы ее проблема.

– Неужели вы не боитесь, что она вас бросит? Подумайте, во что может вылиться эта авантюра!

Магнус заметил появление хитрого и победоносного выражения на лице юноши.

– Может вылиться в то, что я навсегда перееду жить к Иване. Вот что!

Как наплывающая туча закрывает собою солнце, так погасла победоносная усмешка на лице Мамуки.

Магнус Петершон следил за ним. Юноша без всякого выражения смотрел куда-то вдаль, а потом предложил:

– Зачем нам препираться? Лучше всего давайте пойдем к Иване, пусть она решает. Согласны с предложением?

– Согласен.

Они направились в Хьельбу на машине Магнуса, которая была припаркована недалеко от станции. Ивана была невероятно удивлена, увидев с террасы, где она читала какую-то книгу, что они идут вместе. Когда они объяснили причину их визита, она прыснула от смеха. Было очевидно, что ей нравилось, как двое мужчин ожесточенно борются за ее благосклонность. Один – молодой и неопытный, другой – зрелый, успешный и безумно влюбленный, оба – страстно желающие ее любви. Это придавало ей самоуважения и уверенности в себе, которые она давно потеряла.

XIV

Какое-то время Ивана соблюдала договоренность с Магнусом Петершоном, который часто проводил вечера со своей семьей, что в это время она ему звонить не будет. Из соображений предосторожности он звонил ей сам. Но, мучимая непреодолимым желанием заполучить наркотик, а часто не понимая, сколько времени, где она находится и каковы могут быть последствия, всегда в самый неблагоприятный момент, она нарушала обещание.

Однажды на входе в оперный театр у Магнуса зазвонил телефон, и он услышал приглушенный знакомый голос:

– Магнус, ты можешь одолжить мне тысячу крон. Мне они нужны срочно.

Изменившись в лице, строгим голосом он быстро ответил:

– Сейчас я занят. Позвоните мне завтра в рабочее время, – он прервал разговор, боясь, что будет пойман на прелюбодеянии, и сразу же отключил мобильный телефон.

– Кто это был? – вопросительно посмотрела на него супруга.

– Какой-то пациент. Странные люди. Совершенно не умеют уважать чужое свободное время, – ответил Магнус, придерживая входную дверь и пропуская супругу вперед.

В отношениях и с Магнусом, и с Мамукой Ивана всегда использовала одно и то же выражение «одолжи мне», которое звучало более достойно, чем банальное «дай мне», хотя она никогда не возвращала, просто было неоткуда.

На следующий день Магнус пришел к ней. Заметно приободрившаяся, в черном пеньюаре, она встретила его в коридоре. Как только за ним закрылась дверь, он обратился к ней строгим тоном:

– Ивана, ради бога, что ты творишь? Разве мы не договорились, что ты не будешь мне звонить в такое время?

– А что тут такого?

– Как «что такого»? Жена держала меня под руку в холле оперного театра и все могла слышать.

– А когда ты меня водил в оперу? – защищалась она вопросом, на который, застигнутый врасплох, он не смог сразу найти ответ. – Ответь мне, водил ли ты меня хоть раз в театр или кино? Неужели я для тебя менее значу, чем она?

Он молча сел в кресло напротив дивана, на который прилегла Ивана. Одну ногу она вытянула вдоль дивана, а другую согнула в колене. Черный пеньюар соскользнул с бедра, открыв молочную белизну ноги. Магнус почувствовал, как в нем резко просыпается желание, как все бурлит, как будто вернулись былые дни давно прошедшей молодости. Он решил не говорить всего, что намеревался сказать. На столе стояла полупустая бутылка «Бейлиса».

– Что это ты тут пьешь? – он повернул разговор в другую сторону.

– Шоколадный ликер. Если хочешь составить мне компанию, возьми рюмку в серванте.

Голой ногой она провела по воздуху, показывая направление, где находятся рюмки. Нет ничего более чувственного, чем белизна женского бедра в прохладной полутемной комнаты. Он налил себе, засмотревшись на ее длинные светлые волосы, спускающиеся с диванного подлокотника. Его взгляд остановился на перекрестке ее дивно выточенных ножек. Кружева по краям трусиков не позволили ему заглянуть дальше. Под шелковым пеньюаром обрисовывались контуры ее груди.