Девочка-яд

На удивление, я съела все, даже не заметив этого. Макс пялился в какой-то фильм, а я думала о том, насколько он догадливый. Я устроилась в кресле, хотя удобней было бы на диване перед телевизором. Макс ни слова не сказал, подсел рядом. Он понимал, что мне не по себе быть на том месте… Странно вообще, что я решила сюда приехать. Эта квартира… я ненавидела ее. Теперь ненавидела.

Закончив с ужином, Макс откинулся на спинку кресла. Он обнял меня за плечи и притянул к себе. Сжавшись в комочек, я уткнулась носом в его футболку и вдыхала родной запах полной грудью. А потом потекли слезы.

Он молчал. Лишь еще крепче прижимал к себе, позволяя выплеснуть всю боль.

— Брат — все, что у меня есть, — прошептала я, когда обрела способность говорить. Мак продолжал молчать.

— Все, что осталось у меня. Я для него в лепешку готова расшибиться… Зачем он сделал это? — подняла на него полные слез глаза. Он нахмурился.

— Иногда люди творят разное дерьмо…

Это точно. В последнее время у Гоши совершенно отказали тормоза. Все это чертова Дашка…

— Из-за брата… чтобы спасти его от долга, я пошла в тот клуб, где ты меня нашел… — Макс отстранился. Теперь он смотрела в мои глаза. Хотел видеть и понимать, что я не вру и не лукавлю. Он наконец-то готов был выслушать меня.

— Есть человек, которого я боюсь… Он всегда был подлым ублюдком. Лет с двенадцати смотрел на меня не так, как должен смотреть взрослый мужик на маленькую девочку… Так как он был папиной правой рукой, Холодный был вхож в наш дом. И я дико боялась оставаться с ним одна в комнате. Один раз я сказала об этом отцу. Только мои страхи, ничего больше. Паша и пальцем меня не тронул. Отец рассвирепел тогда сильно. Вызвал Пашу к себе. Я не знаю, о чем они говорили, но его вывезли в багажнике машины. Все думали, что он мертв… Но это оказалось не так.

Мне было больно вспоминать об этом. Сейчас я собиралась раскрыть перед Максом душу. Рассказать ему все, даже самое постыдное и страшное.

— Спустя месяц отца убили. Я знаю, это был кто-то из людей Холодного. Сразу же после его смерти Паша вернулся. Хитростью он поджал всю банду под себя. Забрал наши с Гошей деньги и все имущество, оставшееся после отца. Мы остались ни с чем. Сироты. Бомжи. Я хотела уйти, но он не дал, — грудь разрывает от нахлынувшего спазма. Мне приходится взять паузу, чтобы успокоиться и продолжить. Макс, не переставая, гладит мои плечи, и его поддержка мне очень помогает.

— Он изнасиловал меня, — после этих слова Макс застывает. Его пальцы становятся напряженными. Он молчит. И я продолжаю.

— В ночь после похорон отца. Этот ублюдок даже оплакать папу не дал. На следующий день он заявил, что теперь я его собственность, и если хочу, чтобы с братом все было хорошо, я должна жить по его правилам. И я жила. Если, конечно, это можно назвать жизнью, — всхлипнула, горько усмехнувшись.

— Он издевался надо мной. Трахал, бил, потом рыдал, валяясь на коленях, просил прощения и кричал о своей любви… Он запрещал мне учиться. О поступлении в универ не могло быть и речи. Он запер меня в доме, я была пленницей.

Я вижу, как больно это слышать Максу. Его скулы напряжены, его взгляд устремлен куда-то в пол. Понимаю, какой огонь я разожгла в его душе, но это и есть моя правда. И она бывает ядовитой.

— Наигрался со мной он спустя полгода. У Холодного появились другие бабы, он поднялся и окончательно утвердился на своем месте. Чем выше он был, тем холодней становился ко мне. Возвращался домой он все реже, но каждый раз залезал на меня и имел. А я вынуждена была терпеть его отвратительно дешевые духи. Я не ревновала его. Мне было мерзко.

Выдыхаю. Меньшая часть позади. Впереди самое страшное, а мне все сложней говорить.

— Все это время я жила надеждой. На то, что однажды смогу выбраться, сбежать вместе с братом. Я читала книги, готовилась дистанционно, продолжая мечтать о поступлении в университет. Брат учился в школе. Его не трогали, как Холодный и обещал. Он приставил к нему водителя. Мужчина был единственным, кто относился к нам с Гошей хорошо. Он возил брата на учебу, возвращал обратно.

А потом я забеременела. Задержка была всего неделю, но я поняла — что-то не так. Попросила водителя купить мне тест в аптеке. Две полоски. В тот момент казалось, что мир рухнул на глазах. Я рыдала, я не хотела этого ребенка. Вынашивать дитя чудовища. Да и какие дети, мне было всего 19. Тогда я записалась на прием. Я хотела сделать аборт, попросила водителя отвести меня в больницу. Но уже в дверях операционной я поняла, что не могу. Не сделаю этого.

Выйдя на улицу, попросила дядю Вадима отвезти меня к пруду в парк. Это было наше с папой любимое место. Мы часто там гуляли. Я сидела на лавочке, у воды, и пыталась свыкнуться с мыслью, что теперь жизнь изменится еще сильней, и станет еще сложней бороться с Пашей. В тот день мы задержались часа на три. Когда приехали в дом, Холодный был уже там. Жутко злой и пьяный. Он — псих. А в тот день еще был под чем-то. Паша решил, что я изменяю ему с Вадимом — мой голос окончательно хрипнет. Руки трясутся при воспоминаниях о той ночи.