Девочка из детства. Хао Мэй-Мэй

Один из подсудимых — Гришан, высокий, костлявый мужчина с густыми черными бровями и глубоко посаженными глазами. Когда называли его фамилию, он вставал и давал четкие ответы. Усталый голос… Вся его фигура выражала усталость. И он действительно устал. Это было видно. Устал двадцать с лишним лет нести тяжесть преступления на душе. Она является кошмарами по ночам, она — это холодный пот, когда на улице прохожий пристально посмотрит вслед, она давила, сплющивала сердце в тисках лжи, потому что приходилось все время врать и помнить, обязательно помнить то, что врал, чтоб окончательно не завраться и не выболтать правды. Предатели… Предательство. Где грань, за которой кончается трусость и начинается предательство? Какая она — четкая, ясная или неуловимая, расплывчатая? И есть ли вообще такая грань на свете?

Мы судим о поступках человека, когда он их совершит, и нас почти не интересует, что заставило его совершить то или иное, прекрасное или ужасное. Мы судим о плодах по вкусу, но вкус зависит от того, к какому корню привит черенок, были ли заморозки в период цветения, как шло созревание и еще от тысячи причин, которые остаются для нас неведомыми чаще из-за нелюбознательности.

Мы судим о плодах по вкусу…

Предательство как плод — созревает медленно.

А может, это просто несчастье, стечение обстоятельств, своего рода рок, стихийное бедствие?

Гришан служил в полиции несколько месяцев и уже всю жизнь не мог отмыться от крови. Когда наша армия перешла в наступление, он удрал из Минеральных Вод, позднее пришел в Ростове в военкомат, сказал, что служил в полиции. Вроде бы и сознался, но не полностью, утаил главное — участие в массовых расстрелах. Его судили, послали в штрафной батальон. Воевал, был четыре раза ранен, получал награды… Окончил войну в Вене. Офицером.

Но даже ранения, награды, офицерские погоны не могли стать ему прощением.

— Думал, кровью искуплю вину, искал искупления. И не находил, — говорил Гришан, глядя в пол потухшими глазами. — Искал смерти в бою. Жить не хотелось. И не было мне покоя двадцать три года. Сколько раз руки на себя хотел наложить…

— Что ж сам не пришел, не рассказал всей правды?

— Боялся…

Гришан — единственный из бывших полицейских, который не просил снисхождения, не отпирался, не умолял судей пожалеть его.

Взяли его в Пятигорске. Странно, но почти всех преступников нашли поблизости от Минеральных Вод — от места, где совершали они преступления. Психологи подобный факт объясняют подсознательной тягой к месту, где произошло эмоционально-патологическое изменение в психике субъекта; ну а в жизни это выглядело так.

Один из бывших жителей Минеральных Вод приехал минувшим летом на Северный Кавказ лечиться от ревматизма. Жил он когда-то в здешних местах пацаном. Во время оккупации с друзьями добирался бурьяном к самому противотанковому рву, видел расстрелы, которые происходили в начале сентября тысяча девятьсот сорок второго года. И детская память четко сфотографировала лица палачей. На процессе основными свидетелями зверств фашистов проходили мои сверстники. Завадский цинично заявил:

— Эх, дали маху! Пацанов в округе надо было пошмалять, и не было бы свидетелей.

Бывший житель Минеральных Вод принимал грязевые ванны.

Изумительная грязь в Пятигорске, доставленная с озера! Грязь ставит на ноги немощных, вылечивает руки, которые бездействовали годы, даже десятки лет. Она творит чудеса. Бывший житель Минеральных Вод решил посмотреть, как ее привозят. Оказывается, привозили ее на склад. Кладовщик развешивал, отпускал грязь строго по норме. И в кладовщике лечебной грязи бывший житель Минеральных Вод узнал полицая Гришана…

С чего началось падение Гришана? Он пробирался к нашим. Два раза выходил из окружения. Он прошел свыше тысячи километров по тылам врага. Еще бы немного, еще бы сотню километров… На окраине Минеральных Вод встретился благообразный старик.

— Папаша, — спросил Гришан, — как пройти, чтобы на фрица не напороться?

— Пойдем, сынок, покажу, — сказал старик. Он взял парня за рукав, повел балочкой и привел на полицейский пост. Старик оказался бургомистром Минеральных Вод. Была такая должность при фашистах.

Гришана избили, потом инструктор полиции Науменко посмотрел на пленного внимательно и предложил:

— Или поступай в полицию на работу, или мы тебя передадим немцам…

— Я подумаю, — ответил Гришан.

Но, видно, в нем уже что-то сломалось — главное, что дает человеку выстоять при любом шторме. Науменко умел ловить души. Он подмечал низменное, и если добрый учитель открывает в учениках светлое, творческое, чтобы ученики стали сильными и щедрыми, то Науменко терпеливо и неустанно выпестовывал в человеке темное— жестокость, алчность и страх.

— Ладно, иди подумай! — ответил Гришану Науменко и отпустил. Инструктор полиции знал, что этот вернется, никуда не уйдет, что Гришан переступил черту, за которой кончается трусость и начинается предательство.

7

ЭД ТРЕРАТОЛА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА: