Девочка из детства. Хао Мэй-Мэй

Пассажиры — те быстренько освоились с новой техникой. Если вам придется когда-нибудь лететь через всю Россию, обратите внимание: люди отлично знают, на какой борт следует брать билеты. Если из Москвы, то на левый борт, из Владивостока — на правый. Почему? Пассажир учитывает местоположение солнца. Чтобы можно было подремать в теневой стороне, чтоб посмотреть с высоты на землю, чтоб солнце не светило в иллюминатор как прожектор.

А какой народ у нас в авиации! Тут, как на фронте, спайка. Чувство локтя — главный навигационный прибор. Случайные люди отсеиваются. Остаются настоящие…

Так вот, я работал заправщиком в свердловском аэропорту. Поначалу на линиях еще эксплуатировались винтомоторные самолеты. В тот день, о котором пойдет речь, не принимала Казань.

Утром выпустили машины на Москву и Ленинград, но их вернули с половины пути. А с востока подходят и подходят новые. Здание аэропорта в начале пятидесятых годов было маленькое. Народу скопилось много.

Я сидел в дежурке, забивал с дружком Васей «козла», когда позвонил диспетчер и сказал, что идет международный. Что ж, надо поглядеть. Поехали, Вася!

Скажу по секрету, работники аэропорта любят смотреть на пассажиров: иногда чудаки попадаются, пол года вспоминаешь и смеешься. Я столько историй могу рассказать, что если их напечатать, получится собрание сочинений Бальзака.

Так вот, прилетел ЛИ-2. Зарулил на стоянку, дали сходни. Иностранцы… Все в одинаковых шапках, в одинаковых синих пальто, на боках одинаковые фотоаппараты. Ясно: китайские товарищи пожаловали. Они одеваются одинаково и любят фотографироваться.

Вышли, потянулись на вокзал.

А у меня душа заныла, до того захотелось поговорить с ними: вспомнилось детство. В Свердловске у нас был всего-навсего один китаец, родом из Хунани, дядя Сима, маляр, любитель выпить за чужой счет. Но говорить с дядей Симой было неинтересно: он все время просил денег взаймы, а долги не возвращал.

Китайцы ходят по вокзалу, обсуждают что-то, пытаются что-то выяснить. Их, естественно, никто не понимает, а переводчик, который прибыл с ними, вместо того чтоб исполнять обязанности, залег в медпункте и на вопросы твердил лишь одно: «Сейчас, сейчас…» — и вместо воздуха дышал нашатырным спиртом. Укачало беднягу.

Ну, я рискнул. Оставил за рулем бензовоза Ваську, подошел и осторожно говорю:

— Ни чифан ла ма? (Кушал ли, мол, сегодня?)

Это китайское приветствие. Чисто народное. У них редко кто ответит на этот вопрос утвердительно.

Меня поняли.

— Чифан ла. (Ели, мол, спасибо.)

Тут пассажиры нас окружили, начали удивляться, что я соображаю по-китайски. И пассажиры удивляются, и китайские товарищи, и товарищи по работе, потому что никто не подозревал у меня такого таланта. Больше всех я сам удивляюсь: столько времени прошло, а не забыл языка. Слова откуда-то из памяти выплывают, хотя минуту назад спроси, что как называется, я и не вспомнил бы, а в разговоре одно за другим потянулось, как ниточка из клубка.

Вначале я очень смущался, потому что говорил на страшном тухуа — вроде нашего «чаво… каво…» А гости-то, видно, городские.

Они меня спрашивают:

— Лече… лече…

Чего «лече»? Вроде что-то знакомое, а что именно, никак не могу вспомнить. Один догадался, сказал попросту: «Огненный бык…» И я понял: о поезде спрашивают. Железнодорожную терминологию я более или менее знал. Чтобы вам это стало понятно, я расскажу о своем детстве.

2

Родился я во Владивостоке, на Второй речке. Если вы были когда-нибудь в Приморье, должны знать место, где я родился, так же, как и Девятнадцатый километр, и Океанскую. На Второй речке у отца был свой домик. Во дворе росли дикий виноград и хризантемы… С рождением мне не повезло: мать умерла при родах; а известно, что если у человека нет отца, это еще полбеды, но если нет матери, беда настоящая. Человек становится круглым сиротой.

Странно, но почему-то «круглыми» бывают или сироты, или дураки, хотя первый не имеет ничего общего со вторым. Где вы слышали, чтоб говорили «круглый умница» или «круглый талант», но вот выражений вроде «круглый дурак» можно услышать сколько угодно.

Правда, есть еще одно выражение — «круглый отличник».

В тот момент, когда я появился на свет, отца дома не было: он «давал морские узлы» где-то вокруг Австралии (отец ходил старшим матросом на старой, дырявой калоше времен русско-японской войны).

Это был исторический корабль: он уцелел после Цусимского сражения, японцы почему-то пожалели на него снаряда. Наверное, думали, что неповоротливый транспорт, склепанный гвоздями, сам потонет от страха. Но угольный транспорт потихонечку дотопал до Порт-Артура, потом так же потихонечку подался на Чемульпо, затем во Владивосток…

После освобождения Дальнего Востока от белогвардейцев и интервентов стали приводить в порядок Тихоокеанский флот. Этот флот разворовали все страны мира, принимавшие участие в разбойной войне против Советской России. Угольный транспорт не украли, и он пришелся теперь кстати. Корабль подлатали, подкрасили, переоборудовали в лесовоз, поставили новую трубу и намалевали на борту полубака: «Неутомимый».