— Возможно, — согласился профессор, — возможно, я несколько переборщил. Есть, конечно, хорошие спектакли и пьесы. Но мне нужен философский театр… Я раз в три-четыре года смотрю «Гамлета» — всегда, представьте, нахожу новое. Иногда думаю: по тому, как играют «Гамлета», можно судить о времени. Вы улыбаетесь — наверное, это уже сказано сто лет назад!
А потом, знаете, мне совершенства не хватает в театре.
— Совершенства кого?
— Не знаю. Вообще. Я оперетту люблю, но теперь не хожу. Как правило, танцуют и поют неважно. А пошел на венгерскую оперетту — это же прелесть! В своем роде это совершенно. Или Райкин. В его жанре — это совершенно. Вы понимаете меня? Рихтер — это совершенно, понимаете мою мысль? В театре много необязательного. Можно так, а можно и не так. Или актер хорош, а рядом с ним черт знает что. Мне часто не хватает законченности целого… Правда, видел два спектакля этого режиссера (он назвал фамилию, вокруг которой много спорили в печати) — интересно!.. А может быть, я придира, старею?
Мы пересекли Садовое кольцо и шли к бульвару Девичьего поля. Профессор молчал. Я не решался спрашивать его еще, но перед самым его домом не удержался.
— А, что вы думаете о необходимости искусства в наше время?
— Что тут думать! Без искусства никогда не жили и не могут жить люди. Искусство нельзя отменить, как отменить еду. Но искусство, видимо, повинно в том, что возникли мысли о его необязательности… Эстетика науки, техники? Великое дело! Но разве мы могли бы так чувствовать их красоту, если бы нас не подготовило к этому искусство? Вы зайдете?..
В АНТРАКТЕ…
Но есть ли какие-нибудь законы, управляющие превращением человека в зрителя?
Что происходит с нами, когда нам нравится спектакль или когда мы не принимаем его?
Изучение «чувств зрителя», о котором мечтал Станиславский, справедливо считая, что это вторая, еще неизвестная, половина, о театре, началось у нас лишь в последние годы. Социология, оказывающая сильнейшее влияние на весь цикл общественных наук, выделила подраздел — социологию зрелищ.
В практику все больше входят различные анкеты, опросы зрителей. Им предлагают ответить, почему они избрали тот или иной спектакль, каков их возраст, где они работают… Различные институты, социологические лаборатории проводят изучение ответов. Недалеко время, в дело включатся огромные ЭВМ — электронно-вычислительные машины, компьютеры. Мы уже в некоторых городах можем точно ответить на вопрос, кто больше ходит в театр — мужчины или женщины, рабочие или служащие, молодые или пожилые. Мы можем ответить и на многие другие вопросы, например, почему человек решает пойти на тот иной спектакль. Откуда он узнал о нем, кто ему порекомендовал? Печать? Знакомые? Афиши? Одним словом, социология зрителя началась.
Но все это лишь одна сторона дела, и Станиславский недаром писал об изучении чувств зрителя. Картину чувств, психологию восприятия трудно разложить на анкетные вопросы. Каждый человек в его психической жизни — сложнейший мир, в котором возможны всяческие аномалии и непредвиденные повороты. Кто не знает распространенного явления театральной жизни, когда критика признает спектакль слабым, а публика на него ходит и у кассы висит табличка: «На сегодня все билеты проданы». Кто не знает, что фильмы, которые трудно отнести к художественным произведениям, нередко имеют большой зрительский успех, а когда профессиональная кинокритика указывает в печати на явные огрехи ленты, многие люди присылают в редакцию письма, полные возмущения и обиды…
Не есть ли все это также и следствие наших малых знаний психологии человека, ставшего на несколько часов зрителем?