Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

Мне кажется, папенька подумал, что его преследует странное невезение, но держался по обыкновению спокойно. Дал Свену из Парижа риксдалер за труды и велел нам, детям, сходить в людскую за кувшином и квашней и отнести их на кухню.

Но когда мы пришли в людскую и отыскали латунный кувшин, оказалось, он полон воды, а в воде плавает множество маленьких золотистых рыбок — краше просто не увидишь.

Мы со всех ног бросились к папеньке, показали ему рыбок, а он очень обрадовался и объяснил, что это самые настоящие караси. Почему Свен из Парижа не сказал, что принес их, никто не понял, хотя он, как говаривал папенька, всегда был с причудами.

Карасиков мы выпустили в пруд, и про то, что они там, знали только мы, дети, да папенька, он-то и велел нам помалкивать.

— Поглядим сперва, что получится, — сказал он.

Водосток перекрывала решетка, так что уплыть карасиная молодь не могла, но мы все равно опасались, как бы их не постигла судьба гордшёских плотвичек и окуньков. Однако ж наутро ни одного дохлого карася в пруду не обнаружилось.

Несколько раз в неделю папенька ходил с нами в клеть, насыпал нам в фартуки ржи, чтобы мы бросали ее в пруд на корм карасям. Мы никогда их не видели и почти не сомневались, что они каким-то способом сбежали из пруда, но, понятно, делали так, как велел папенька.

Иной раз за обедом папенька выказывал недовольство, так как день за днем на стол подавали только говядину да свинину.

— Не забывай, Шенсон живет в Карлстаде, — говорил он тетушке Ловисе. — У него там рукой подать до Кларэльвена, он привык каждый день есть рыбу.

Так папенька говорил просто потому, что сам обожал рыбу, но дядя Шенсон пугался, как бы тетушка не подумала, будто он недоволен морбаккским коштом, и пытался обратить все в шутку:

— С рыбой можно подождать, пока не станем ловить ее в морбаккском озере!

Тут папенька молчал, не хотел, чтобы тетушка и дядя доведались про карасей.

Мы же бросали рожь в пруд, пока он не замерз. А после того как он замерз, папенька каждый день выходил на лед, проверял, пробита ли отдушина, не то ведь карасям будет нечем дышать.

Когда зима кончилась и опять настало лето, нам опять пришлось ходить с папенькой в клеть, набирать в фартуки рожь и бросать ее в пруд. Так продолжалось несколько лет. Мы даже рыбьего хвоста ни разу не видали и думаем, что очень жаль без всякого проку выбрасывать столько хорошей ржи, но все равно бросаем.

4.

Представьте себе, нынче у папеньки день рождения, а мы просто не знаем, как быть! Янссон, который ездил на пристань за лососем, заказанным в Карлстаде, вернулся с пустыми руками и доложил, что пароход никакой рыбы не доставил.

Экономка, и тетушка Ловиса, и маменька в полном замешательстве. От растерянности поневоле идут к папеньке, который сидит на веранде с дядей Шенсоном, и сообщают ему, как все скверно.

— Ужин-то у нас нынче человек на сто, — говорит тетушка Ловиса, — а лосося нет.

— Как думаешь, может, послать в Гордшё, попросить их, пусть захватят несколько щук из садка? — предлагает маменька.

— Да, пожалуй, другого выхода нет, — говорит тетушка Ловиса, — но какая все ж таки досада — за неимением лучшего подавать на стол голодных щук из садка.

— Вот бы сейчас наловить рыбки из морбаккского озера! — вставляет дядя Шенсон.

Услышав это, папенька больше терпеть не может. Полагает, что самое время открыть секрет.

— Успокойся, Ловиса! — говорит он. — Будет на ужин рыбка, дай нам только часок времени.

С этими словами папенька надевает шляпу, разыскивает Даниэля и Юхана, посылает их в Халлу с депешей пастору Линдегрену.

Мы, конечно, знаем, что пастор Линдегрен заядлый рыболов и мальчики не раз ходили с ним на долгие рыбалки, но нам непонятно, как он сейчас поможет папеньке. Удочки он нынче нигде не расставлял. И не добудет рыбы раньше завтрашнего утра, только ведь к тому времени праздник кончится.

Однако ж немного спустя мы видим на дороге пастора Линдегрена и мальчиков. Мальчики тащат тяжелый свернутый кошельковый невод, а сам пастор Линдегрен несет на плече весьма большой сачок.

И к дому они не подходят, остаются у пруда.

Тут мы всем скопом — и домашние, и гости: Хаммаргрены, Афзелиусы, г-жа Хедберг и все кузены, что приехали на папенькин день рождения, — устремляемся к ним.

Пастор Линдегрен стоит на прачечном плотике, который по обыкновению причален в северо-восточном углу, погружает сачок в воду. Водит им осторожно туда-сюда, но вытаскивает пустой.

И гости, разумеется, говорят, что так они и думали. Ну какая в пруду рыба?

— Ничего тут нету, кроме лягушек, — говорит дядя Шенсон.

Но пастор Линдегрен не отступает. Разворачивает невод, Юхан с Даниэлем разуваются и, шагая по воде, идут с неводом к другому берегу. Там они опускают его в воду и некоторое время тащат по дну.

В тот же миг вода оживает. Бурлит, словно ее вскипятили, слышен плеск, будто в глубине мечутся какие-то крупные животные, потом вдруг раздается хлопок — и большущая, желтая, взблескивающая золотом рыбина выпрыгивает в воздух.