Девочка из стаи

— Я же тебя просила, ну сделал бы без нее! Что ж ты за ирод! — восклицала бабушка, уже спеша к девочке. — Наташенька, иди скорей сюда, не надо, она же грязная!

Неожиданно Найда, до этого лизавшая Наташу, ощетинилась и встала между ней и взрослыми. Бабушка остановилась.

— Вот две и есть, на пару, — огрызнулся дядя Олег. — А ты смотри, шкура, на меня зарычишь — саму утоплю, — пригрозил он Найде, но воевать с ней не пошел, уйдя с лопатой шуметь в сарай.

— Что она тебе, собака? — рассердилась бабушка.

— Она хуже собаки, — послышалось оттуда. — Нашла себе наконец место, вторая Найда…

С порога за всем этим уже некоторое время наблюдала Ира, качаясь на перилах.

— Найда номер два! — подхватила она.

— Наташенька, — снова попыталась подойти бабушка, но Наташа продолжала сидеть, обняв снова начавшую ее лизать Найду.

В дом она вернулась, только когда замерзла во дворе. Ни ужинать, ни говорить с бабушкой Наташа не хотела. Теперь она знала, что в этой семье есть человек, способный убивать.

Прежде Наташа никогда не думала о смерти так. Даже когда умер папа, она знала, что никто не виноват и это большое горе. Перетерпеть, пережить его вместе им предстояло с мамой. Сейчас же она видела, что не всегда смерть бывает случайной. Человеческая жестокость так поразила Наташу, что она пообещала себе запомнить этот день. Возможно, ей не хотелось держать его в памяти как стимул хранить обиду и зло. Но того, что сделал дядя, она простить не смогла бы никому и никогда. И теперь понимала — есть в жизни то, чего не прощают.

* * *

Найда грустила долго. Она перестала есть, бока у нее ввалились, она уже не вскакивала навстречу всем, кто подходил, а только вяло виляла хвостом. Даже дяде Олегу, от чего в Наташе каждый раз вскипала злость. Он убил ее щенков, а Найда ему до сих пор радуется…

Саму же Наташу и Ира, и порой дядя Олег стали порой называть второй Найдой: Ира когда хотела повеселиться, а дядя — пренебрежительно, в разговоре о том, насколько надоел ему этот «прикормыш».

— Говорила на полгода, да что-то, судя по разговорам, так и оставит ее нам, — скрежетал он, сидя за столом, пока бабушка собирала посуду.

— А ты представь, как ей тяжело: новый город, новая работа, — пыталась усмирить его ворчание баба Поля. — Ты вон и на одной-то еле…

От его взгляда она замолкла и поспешила к умывальнику.

— Поди-ка помоги бабке. — Дядя Олег рукой за спинку качнул Наташин стул, и девочку слегка подбросило. — Чай кормим тебя, хоть бы помогала чем.

— Я сама управляюсь, — твердо и с нотой недовольства, явно наигранного, чтоб сделать вид, что Наташа только помешает, ответила бабушка.

— Иди, иди, — с угрозой повторил дядя. — Пускай привыкает, хоть толк от нее будет.

— То-то от твоих толк, — вздохнула бабушка, передавая Наташе полотенце, вытирать посуду.

— Не надо бы, она безрукая, яйца вон побила, и посуду перебьет, — услышала Наташа голос тети Зои.

Ей стало так обидно, что полотенце она сжала в кулачках.

— Ничего не безрукая. — На голову легла ладонь бабушки, и Наташа почувствовала себя чуть легче.

Уверенно взяв полотенце, девочка принялась за работу.

Ира все чаще заходила к ней и просила то то, то это. Наташа наконец сказала бабушке, и та, видимо, запретила Ире. Но неизвестно, что было лучше: уже через какое-то время тетя Зоя, злая, зашла к Наташе.

— Ты что думаешь, у нас тут воруют? — с вызовом спросила она.

Наташа мигом поняла, в чем дело.

— Я только карандаши просила вернуть, — обиженно ответила она.

— Никто твои сраные карандаши не съест. — Она впервые видела тетю Зою такой рассерженной. — Мне сейчас мать высказывала, а вон Ирка говорит — ты вещи свои в чемодан запираешь и под кровать прячешь! Уже уезжать собралась? Скатертью дорога, только вот воров у нас тут нет и запирать не от кого, уяснила?

Наташа, потерявшись в обвинениях, испуганно закивала. Уже вечером пришлось «дать порисовать» Ире все раскраски.

Маме теперь звонили редко — договаривались заранее, так как звонили каким-то соседям, в маминой комнатушке телефона не было.

— На завод устроилась, платят хорошо, но пока только кредит осилила, — слышала Наташа из трубки, прильнув к ней ухом, пока с мамой говорила бабушка. — Подруга подыскала комнату, но с квартирой пока никак, придется еще ждать. Думаю, через несколько месяцев, вот как раз отложу и буду искать уже нам с Натахой. Вы там как? Не болеет она?

Наташа думала, что сейчас-то бабушка скажет и про игрушки, и про подзатыльники, и про щенков и дядю Олега. Мама узнает, и что-то изменится. Но бабушка неожиданно для нее только заулыбалась:

— Да все хорошо, здорова, на воздухе-то щечки порозовели, вон недавно к роднику с ней ходили! Живем помаленьку.

— Дай мне ее.

Наташа в смятении приняла от бабушки трубку.

— Натаха, ты как? — Мамин голос звучал так же бодро, как и всегда. — Соскучилась, солнце мое?

Наташа закивала, но потом поняла, что мама не видит, и ответила:

— Да.

— Ничего, еще немножко потерпи, скоро с тобой уедем. Я вам фотографии прислала, письмо должно дойти за недельку-две.

Наташа тоже не решилась рассказать что-то плохое маме. А по дороге назад захныкала.