— Иди сюда, — услышала я спокойный голос и немного удивилась — я пробыла в спальне меньше минуты, но он отчетливо знал, что я стою у двери.
Набравшись смелости, я тихо пересекла спальню и чуть пошире приоткрыла дверь гардеробной. Барретт стоял лицом к длинному ряду рубашек, одетый в черные брюки от костюма, с голым торсом, демонстрируя мне свою мощную спину, пересеченную шрамами и орлом, распростершим крылья во всю ширину плеч. Он перебирал висевшие на вешалке в идеальном порядке рубашки и однозначно куда-то собирался. Почему-то я была уверена, что я не была приглашена в эту поездку, отчего поймала себя на странных ощущениях — с одной стороны я обрадовалась — он уезжал, а значит встреча предполагалась короткой, но сердце предательски кольнуло неприятным чувством: "Куда он собрался на ночь глядя?"
— Зайди, — внезапно бросил он, не поворачиваясь, точно зная, что я стою у дверей гардеробной.
Я неуверенно сделала небольшой шаг вперед и вновь остановилась, от волнения поджав пальцы ног, а он одним уверенным движением надел идеально выглаженную дорогую рубашку и развернулся ко мне лицом. Его волосы были немного влажными, вероятно после душа, он был гладко выбрит, и я почувствовала едва уловимый аромат его парфюма после бритья. Он просканировал меня хозяйским взглядом, но так ничего и не сказав, начал застегивать пуговицы. Мне показалось, что он одевался в немного более быстром темпе, и вероятно поэтому вызвал меня, чтобы сэкономить время, но у меня в голове крутился лишь один вопрос — зачем я здесь?
— Ты почему сегодня ничего не ела? — тихо поинтересовался он, и моя мозаика собралась — оказывается, его интересовал мой рацион.
— Не хотела есть… — честно ответила я, наблюдая, как он выдвинул ящик с многочисленными ячейками, в каждой из которых лежал аккуратно свернутый галстук.
Он скользнул по моему лицу взглядом, но мне показалось, будто он сейчас просканировал мое сознание, словно хотел увидеть, лгу ли я ему, не устроила ли я голодную забастовку в знак протеста против своего заточения.
Но я, всегда предпочитавшая правду, сказала честно — мой отказ от еды не был бунтом. Я вообще не хотела бунтовать. Моей целью было, чтобы он меня отпустил, а мое сопротивление вызвало бы еще более строгие меры заточения.
— Отказ от еды доведет тебя до истощения. Это неприемлемо, — проинформировал он.
В его голосе не было ни давления, ни прессинга, лишь констатация факта.
Что скрывать, он был прав — желудок болел, голова немного кружилась. Последний раз я ела вчера днем, а учитывая бессонницу и нервное напряжение последних суток, на меня навалилась усталость со слабостью.
Я едва заметно кивнула в знак согласия, а он, застегивая запонки, продолжил:
— Так как ты пропустила осмотр, завтра к полудню подъедет Генри.
— Зачем? Меня больше ничего не беспокоит после… — и я замолчала, не желая более вспоминать этот эпизод из своей жизни.
Но он ничего не ответил, и я, наблюдая, как он застегивает на запястье дорогие швейцарские часы, продолжила:
— Я бы и сама могла поехать в клинику.
— Ты уже один раз съездила, — констатировал он и, привычными движениями надевая пиджак, добавил: — К тому же налицо анемия. Голова кружится?
— Иногда… — пришлось признаться мне.
— Не хватало голодных обмороков в клинике у Генри.
— Не буду я падать в обмороки, — попыталась возразить я.
— Иди в столовую. Лат приготовил ужин, — вместо ответа резюмировал он, давая понять, что разговор окончен.
Хотелось вновь возразить, но после эпизода в Стелсе мне совсем не хотелось нарываться на гнев Барретта, особенно в его спальне, поэтому я молча развернулась и вышла из гардеробной.
Направляясь из просторной парадной в столовую, я услышала шаги Барретта, но оборачиваться не стала. Почувствовав внезапное дуновение прохладного, почти осеннего воздуха, я машинально дернула головой и в открытую дверь увидела на подъездной площадке, где мог приземлиться вертолет, лимузин, поджидавший хозяина.
“И куда он направился на ночь глядя в лимузине?” — нахмурилась я, но не желая более думать об этом, отогнала уже нахлынувшие картинки с дымчатой пантерой и ускорила шаг.
Я ковыряла вилкой телятину в ореховом соусе и понимала, что вид этого чертового Роллс-Ройса и спешащего к нему Барретта, одетого с иголочки, испортил мой аппетит окончательно.
Почувствовав в очередной раз голодный спазм в животе, я все же заставила себя съесть пару кусочков мяса, надо отдать должное кулинарному мастерству Лата — сочного и ароматного, чтобы прекратить предательскую слабость.
Часы уже показывали начало второго, но Барретт в резиденции так и не появлялся.
Я ворочалась в постели, пытаясь уснуть, но ловила себя на мысли, что прислушиваюсь к каждому шороху в ватной тишине дома.
Ругая себя за эту бессонницу, я вновь закрывала глаза и заставляла себя поспать, но в очередной раз замечая, что неосознанно прислушиваюсь к звукам, тут же отчитывала себя — и так снова и снова, опять и опять по бесконечному кругу.
Внезапно я услышала совсем тихий приглушенный ход лифта, шаги по просторному холлу, и мраморная крепость вновь погрузилась в тишину.