Девочка. Книга первая

Проснулась я то ли рано, то ли поздно — было непонятно. Я лежала на спине с открытыми глазами и смотрела в потолок. Что-то изменилось в атмосфере и обстановке моей комнаты, и я обвела ее взглядом, присматриваясь к абрису предметов в тусклом свете тучного неприветливого утра. Нет, все было по-прежнему, все на тех же местах: моя разорванная пижама и трусики лежали на полу там же, где и были оставлены вчера. Тогда что изменилось? Я прислушалась к себе и вдруг осознала, изменилась не комната — изменилась я. И этот утренний свет был похож на неприятно режущее глаз белое люминесцентное освещение, срывающее с реальности покров иллюзий. Я осознала, что за эту ночь я повзрослела, словно Барретт прокрутил мой возрастной циферблат на несколько лет вперед; словно моя жизнь — это самолет, который за ночь пересек сразу несколько часовых поясов, пронизывая пространство и время на огромной скорости, стремясь к будущему, от начального пункта "беспечная юность" до пункта назначения "взрослая реальная жизнь".

Я прислушалась к себе и отрицательно покачала головой — да, я стала взрослее, но чувство к моему Дьяволу никуда не исчезло. Я понимала, что от любви я за одну ночь не избавлюсь — это чувство нам давалось свыше, как Божья Благодать, и не в наших силах было загасить этот огонь, но в нашем праве было спрятать это чувство от окружающих и главное, от него.

Я снова и снова прокручивала в голове наш последний разговор, вернее мой поступок, и понимала, что я сделала все правильно — мне стало легче. Нет, сердце болело, но слова, сказанные Барреттом, были подобны шприцу, острую иглу которого вогнали в грудную клетку, и теперь она онемела под воздействием анестезии.

Стоя под душем и приводя себя в порядок, я решила, что буду вести себя так, словно со мной ничего не случилось. Буду радоваться жизни и ни в коем случае не показывать, что мне больно или что я страдаю. Если мои чувства — это моя проблема, то пусть он видит, что я эту проблему решила.

Зайдя в гардеробную, чтобы одеться, я тут же вспомнила слова Барретта, что мои вещи сегодня уберут, и наморщила нос. Первая мысль была — спрятать одежду, но я тут же отбросила ее — эта затея мне показалась по-детски глупой и совершенно бессмысленной.

Так что, надев любимые джинсы и голубую блузу, я натянула на лицо улыбку и вышла в холл, не зная, что мне принесет сегодняшний день.

Поднявшись после завтрака к себе в комнату, первое, что я увидела, — настежь открытую дверь гардеробной, где стояла женщина — служащая, которую я неоднократно видела в резиденции.

В руках она держала большую красивую коробку, вероятно, с целью распаковать ее. Бросив беглый взгляд по полкам, я обнаружила, что все мои вещи исчезли — что ж Барретт оказался человеком слова.

Посмотрев на меня, женщина услужливо улыбнулась и произнесла:

— Доброе утро, мисс Харт. Меня зовут Саманта. Мне поручили разобрать ваши вещи. Я скоро закончу. Приношу извинения за задержку.

Я машинально улыбнулась и, представив, что сейчас посторонний человек будет распаковывать и укладывать вещи и белье, которые я буду носить, тут же ответила:

— Спасибо, Саманта, но не нужно.

Женщина на секунду застыла, не зная, как поступить, и я увидела в ее глазах то ли замешательство, то ли страх, что ее уволят за то, что она не до конца выполнила распоряжение сверху.

— Не беспокойтесь, я сама распакую вещи, — и, все еще видя замешательство женщины, добавила: — Я хочу повнимательней их рассмотреть.

Саманта мне улыбнулась, вероятно, приняв этот ответ за чисто женскую прихоть полюбоваться обновами и, тут же поставив коробку на полку, вежливо попрощалась и покинула спальню.

Я бросила взгляд на нарядные коробки и, даже не заходя в гардеробную, закрыла дверь. У меня еще оставались джинсы, блуза и нижнее белье, которые все еще были на мне. Их то я носить и буду. Я понимала, что и эти крохи моего мира у меня отберут, но на данный момент это было хоть что-то.

День тянулся невероятно медленно. Я заставляла себя учиться, была погружена в чтение, сходила в спортзал, и главное, каждый раз, когда я выходила за пределы своей спальни, я надевала “улыбчивую маску” на лицо.

Днем перед обедом, услышав, как возится в холле персонал, убирая резиденцию, я решила уйти вниз, чтобы мы друг другу не мешали.

Спустившись в вестибюль, я бросила взгляд на зал и столовую и тут же повернула в противоположную сторону, направо в “малый” зал, который я называла “приемной для гостей”.

Разместившись с лэптопом на одном из огромных диванов, которые, по моему мнению, не были предназначены для того, чтобы на них сидели, я заставила себя погрузиться во французский язык. Открыв “Bonjour Tristesse” Саган, которую с упорством читала в оригинале, я погрузилась в мир французской Ривьеры пятидесятых годов. Не скажу, что Сесиль и ее характер был мне по вкусу, скорее наоборот, я всегда поражалась ее эгоистичности, которая в результате и стала причиной трагедии, но мне нравилась атмосфера этого романа и язык Саган. Он был живым, утонченным и вкусным, как легкое воздушное безе с малиной.