Девочка. Книга первая

— Я привез его из Бангкока в свое время, — услышала я его ровный голос, пока он сдвигал манжет на моей щиколотке.

— Привезли из Бангкока… — повторила я за ним и понимая, что человек, знающий тайский, определенно выучил этот язык не за две недели отдыха, тут же с интересом спросила: — А что вы там делали?

— Ты чувствуешь онемение или покалывание в конечностях? — внезапно спросил он тоном врача, и я, досадуя, что интересную для меня тему отодвинули какими-то ненужными вопросами, которые мне уже задавал доктор Митчелл, отрицательно покачала головой.

— Нет, не чувствую, — быстро ответила я и повторила свой вопрос, возвращаясь к интересной теме: — Что вы делали в Бангкоке?

— Жил, — коротко ответил он, пальпируя мою голень, как и доктор Митчелл. — Где-нибудь чувствуешь боль?

Я вновь отрицательно покачала головой и опять вернулась к интересующей меня теме. Внимательно рассматривая мужчину, сидевшего напротив, и мысленно перенесясь в некую абстрактную азиатскую страну, я попыталась вписать образ Барретта в ее культуру и самобытный уклад.

— Не представляю вас живущим в Азии, — вслух произнесла я, сделав свои выводы.

— Почему? — скорее машинально спросил он, сканируя мою левую щиколотку.

— Вы по своей сути… — и я замолчала, подбирая слова, — слишком современный, а Азия глубоко корнями уходит в традиции древности. Вас сложно представить гармонично вписавшимся в азиатский социум.

— Откуда такие выводы? — сдвигая манжет на левой щиколотке, бросил он на меня короткий взгляд.

Я задумалась, вспоминая, что мы проходили на первом курсе по истории и культуре древнего Китая и Японии, приближенно напоминавшей культуру Таиланда и других восточно-азиатских стран.

— Мне кажется, вы олицетворяете собой культуру Запада, с ее динамичным образом жизни и стремительным развитием. В то время как культура Азии отличается традиционностью, почитанием устоев, что ли.

— Чувствуешь где-нибудь боль? — в очередной раз отвлекая меня, спросил он, прощупывая своими уверенными пальцами хирурга мою голень, а я, коротко ответив “нет”, замолчала, не зная, хочет ли он слушать меня.

— Продолжай, — внезапно сказал он, и я, так и не понимая по его непроницаемому лицу, интересно ли ему, продолжила свою мысль, желая нарисовать полную картину своей точки зрения:

— Вы жесткий и быстрый в принятии решений. В вас преобладает рациональное начало, логическое мышление, а азиаты в своем поведении мне кажутся более мягкими, неторопливыми, я бы назвала их мышление неспешным созерцанием, постижением истины не логическим, а скорее интуитивным путем через раскрытие собственного “я” в гармонии с природой, — я вновь остановилась, не зная, слушает ли он меня, но он, согнув мое колено, как и доктор Митчелл в свое время, бросил на меня короткий взгляд, и я продолжила: — Вы крайне независимы по своей сути и в своем поведении. Иногда мне кажется, что вы вне социума. Между тем как азиатская культура пропагандирует Конфуцианство, где делается упор на понятиях общего блага, — и я вновь замолчала.

— Дальше, — внезапно произнес он, и я вскинула на него внимательный взгляд, но он с той же невозмутимостью лишь протянул мне мазь от синяков.

Не зная, действительно ли ему интересно, или он просто таким образом заполняет паузу, пока ведет осмотр, я все же продолжила.

— И внешностью, конечно. Высокий рост, светлая кожа, русые волосы, стальные глаза, греческий профиль: яркий представитель белой расы. Викинг. Полная противоположность азиатским мужчинам-воинам.

— Ты видела много азиатских мужчин-воинов? — внезапно спросил он, вставая.

— Нет, конечно, откуда… я в Азии никогда не была и дальше Штатов никуда не ездила, — пожала я плечами. — Сужу по классическому кинематографу и по гравюрам Куниёси и Хокусая с изображением самураев.

Барретт на это ничего не ответил, а лишь забрал у меня мазь и, произнеся “сейчас должно подействовать снотворное”, пошел по направлению из спальни.

Рассматривая его спину, внезапно я поняла, что, пока мы с ним вели неспешный разговор, если можно было так назвать беседу с Барреттом, я забыла о напряжении и вновь перестала бояться его рук. И пусть этот диалог напоминал прием у врача, но Барретт словно специально отвлек меня от того опасения и подсознательного страха, которые я испытывала, когда он ко мне прикасался.

— Спасибо, что рассказал мне о Лате, — тихо проговорила я в его спину, желая понять, почему он выдал немного информации о себе, но он не повернулся, и будто не слыша моего голоса, вышел из спальни, не замедляя шага.

Я ожидала услышать щелчок закрывающегося замка, но этого не произошло, отчего я непроизвольно улыбнулась — все-таки моя мама была права, когда говорила, что честность — лучшая политика, может быть, если бы я не сказала правды, то Барретт не пошел бы на эти уступки.