Я никак не могла понять, почему я так реагирую на этого мужчину и его желание быть с другой женщиной. Он имел полное право на это, он был сам по себе, мы никто друг другу, посторонние люди, но боль ноющей занозой в сердце пульсировала, как разболевшийся некстати зуб, и я пыталась найти лекарство, которое могло унять это саднящее чувство.
“Харт, он проник в твою душу. Может быть ты держишь обиду на него, а значит держишь его в своем сердце. Прежде всего тебе нужно простить его поступок, и может тогда ты его отпустишь. Прости и отпусти. Сбрось этот груз обид со своих плеч и иди вперед, не оглядываясь, с легким сердцем”, - произнеся это, как мантру, я глубоко вздохнула и открыла глаза.
Прислушавшись к себе, я поняла, что у меня нет обиды, я его простила уже давно — это прощение нужно было для гармонии моей души, и сейчас мое смятение было вызвано совсем другими чувствами, которые я не могла понять.
Внезапно террасу залил теплый свет, и я, от неожиданности вздрогнув, резко села на тахте. Ко мне шел Барретт — он был одет в один из своих дорогих, сшитых на заказ костюмов, и я всматриваясь в его лицо, пыталась понять, почему он пришел на террасу, ведь внизу его ждала женщина. Может быть она уже ушла? Но это было странно — я провела на террасе не более десяти минут, а для ночного рандеву, этого времени было недостаточно.
— Ты почему не в постели? — спросил он, подходя ко мне вплотную, а я в первую секунду не зная что сказать, все же решила придерживаться правды.
— Не хотела мешать вам с вашей гостьей, — спокойно ответила я, пытаясь скрыть свои эмоции.
— Нечего тебе здесь делать, — спокойно произнес он, протягивая руку к моей шее, а закончив осмотр, тихо отрезал: — Вставай.
— Можно я здесь побуду? Здесь свежий воздух. Не хочу идти в свою комнату… — я хотела добавить “пока у вас гостья”, но промолчала, чтобы он не увидел моих болезненных эмоций.
Внезапно он, наклонившись, подхватил меня под мышки и поставил на ноги, давая понять, что его решения не обсуждаются, а я, не желая возвращаться в тот ад, который устроили мне мои же собственные эмоции, уперлась пятками, не желая идти.
Не говоря ни слова, он крепко обхватил мой затылок и повел с террасы к лифту. Рассматривая его лицо, пока мы ехали вниз, я хотела спросить, почему для него так принципиально, чтобы я оставалась в своей комнате, пока у него в спальне женщина, но не стала.
В любом случае я не собиралась устраивать истерики — и если он хотел, чтобы я слышала их вакханалию, значит я с достоинством перенесу это испытание.
Но как ни странно, мы проехали мимо этажа со спальнями, и прозрачный лифт распахнул свои двери в зале. Барретт обхватив мою поясницу, повел меня в гостиную, и уже через полминуты в его руках появилась бутылка красного вина Лафит.
“Вероятно сейчас он понесет это вино в спальню, к своей гостье… Одно непонятно, зачем он привел меня”, - пронеслось у меня в голове, и я бросила взгляд наверх.
Внезапно дверь его спальни открылась и оттуда вышел Лат с костюмами и рубашками Барретта, перекинутыми через руку, а увидев меня, вежливо поздоровался и начал спускаться в зал. Ничего не понимая, я осмотрела гостиную пытаясь там найти хотя бы какие-то следы присутствия женщины, и даже прислушалась к запахам — но посторонних ароматов женских дорогих духов, какие, например шли шлейфом после Саши, я не почувствовала.
Лат же с ворохом одежды как-то очень обыденно и по-домашнему прошел мимо меня куда-то вглубь по коридору, и внезапно я поняла, что голос в спальне Барретта, принадлежал Лату. От этих выводов я облегченно вздохнула, а Барретт тем временем, одним уверенным движением откупорил вино и по-мужски, крепко удерживая бутылку у горлышка, налил две трети бокала.
— Пей. Для сосудов полезно, — протянул он мне хрусталь, а я бросив взгляд на рубиновый алкоголь, засомневалась — я редко выпивала и быстро хмелела. Но если красное вино поможет мне поскорее получить выписку, то я была готова его пить. Я приняла бокал и сделала пару глотков. Вино было вкусным, тягучим, с изысканным ароматом и нотками миндаля, но я тут же отметила и его крепость. Опасаясь, что быстро захмелею, я опустила бокал, как внезапно, он вновь взвился вверх, и я услышала “до дна”. Рука Барретта крепко фиксировала фужер, и я быстро поглощая рубиновое вино, старалась не пролить его на майку.
Как только я сделала последний глоток, я почувствовала, как в голову ударил хмель и меня немного повело, а Барретт спокойно стоял рядом и наблюдал за моим лицом, словно врач, который сделал инъекцию пациенту и теперь ждал некую одну ему известную реакцию.
Я глубоко вздохнула и почувствовала, как по венам побежало густое вино, делая мое тело легким и унося куда-то прочь все напряжение и тревогу последних дней, отчего на сердце стало радостно и уютно. Я взглянула на Ричарда и улыбнулась — шедший от его стальных глаз холод, который до последнего момента пугал меня и держал на расстоянии, сейчас казался приятной прохладой в жаркий день, и я, улыбнувшись, наконец решилась сказать то, что никогда вслух ранее не произносила.