– Спасибо, что пришли, ваша помощь будет совсем не лишней. Думаю, вы могли бы занять позицию у дверей амбара, выпускать перевертышей по одному и удерживать, пока я заливаю эликсир в их пасти. Справитесь?
– Конечно! – сказал я.
За что люблю Великого Жреца – в его глазах мы никогда не были детьми, только Соединившимися.
– Тогда прошу остальных выстроиться полукругом, биордов – занять позицию в воздухе, – кратко распорядился Тир-Убрель. – Помните, через оцепление не должен пробиться ни один перевертыш.
Сквозь толпу к Жрецу уже прорывался Шарголай, ужасно взволнованный. Подойдя, воскликнул:
– Великий Жрец, зачем тут столько оружия? Вы же не собираетесь стрелять по несчастным детям, попавшим в беду?
– Шарголай, я всей душой надеюсь, что мы обойдемся без жертв, – прижимая руку к груди, отвечал на это Тир-Убрель. – Но мы не можем допустить, чтобы хоть один из перевертышей сбежал. Он может напасть на других невинных людей, на детей. А если оповещать окружающие нас городки и деревни – потеряем ценное время. Но не бойся, с нами трое атлантов, все должно пройти хорошо.
Шарголай перевел на нас молящий взгляд, и под его молчаливым напутствием мы отправились занимать позиции у двери.
– Иола, мы с Димкой станем по краям входа, а ты будешь на подхвате, – сказал я твердым голосом.
Иола изумленно заморгала:
– Почему на подхвате? Кем это установлено, что я слабее вас?
– Не в этом дело. Просто ты же помнишь, какие они сильные и проворные, эти мон… перевертыши. Кто-то может вырваться, и тогда Древние немедленно убьют его, у них ведь приказ. Я хочу, чтобы ты наблюдала за нами и была готова исправить дело, если кто из нас облажается. Хорошо?
– Ладно, – нехотя проговорила девочка, отходя в сторону и становясь в ряд между циклопом и биордом.
А мы подошли вплотную к двери, я встал рядом с массивным засовом, подергал, приноравливаясь, чтобы случайно не вырвать его с мясом.
– Ну, Леха, знал, что ты герой, – шепнул мне Васильев, – но чтобы сказать Иоле быть на подхвате… полный респект!
– Я все слышу, – долетел до нас сердитый голос девочки. – Займитесь наконец делом!
И мы занялись делом.
Я оттянул засов и рывком отворил дверь амбара. Вой и скрежет тут же оглушили меня, у Димки, заглянувшего внутрь, побелело и вытянулось лицо. Первым, как и следовало ожидать, наружу вырвался огромный, выше Васильева, перевертыш-циклоп (я по остаткам одежды догадался), весь покрытый шрамами, со следами свежей черной крови на лапах. Мы едва успели ухватить его с двух сторон за широченные запястья, я ногой захлопнул дверь и свободной рукой задвинул засов.
Перевертыш бился, вырывался с невероятной силой, я всерьез испугался, что он сам себе оторвет конечности и удерет от нас без них. Поэтому на всякий случай вдавил монстра в дверь и зафиксировал ногой в районе поясницы, а Димка схватил его за волосы и оттянул голову назад. Жрец изловчился и вылил в широко распахнутую пасть содержимое ампулы. Пару секунд ничего не происходило, потом перевертыш весь затрясся и завизжал на одной ноте. Запястье под моими пальцами сделалось словно резиновое, хорошо, что я успел предупредить Димку о подобном – жуткое ощущение. Лицо и все тело на открытых участках пошли волнами. Через какое-то время перевертыш ослаб и начал заваливаться на бок. Мы опустили его на землю, все еще крепко удерживая.
Теперь стало видно, что это мальчик лет семи. Он быстро приходил в себя, испуганно озирался на нас, широко распахнутыми глазами смотрел на свои окровавленные ладошки и явно планировал разрыдаться. Да уж, я, как никто другой, мог представить, каково ему сейчас.
Оцепление расступилось, пропустив пару циклопов, мужчину и женщину. Это не были родители малыша – те бы не выглядели такими спокойными, – наверняка обитатели Черных Пещер. Но они склонились над ребенком, ласково заговорили с ним на жутковатом циклопьем языке, состоящем из одних почти согласных. Поставили на ноги и увели с собой.
– Молодцы, чисто сработано! – улыбнулся нам Великий Жрец. – Отдых не требуется?
Наш с Димкой дружный гогот стал ему ответом. И я снова отворил дверь.
Девочка-лотт, подросток-биорд… С каждым приходилось помучиться, но все шло благополучно. Наконец дверь выпустила восьмого по счету перевертыша. Краем глаза я заметил, как напрягся и побледнел Шарголай. И как он узнал свою дочь? Разве что по остаткам красного платья.
Этот перевертыш был мельче остальных, но и меньше других изранен. Мы быстро поняли почему: существо билось в наших руках с невероятным остервенением, то скручивалось клубком, поджав ноги, то распрямлялось пружиной, отталкивалось ступнями от двери и едва не выдиралось на свободу. Пришлось оттащить его подальше от амбара. Удержать голову за волосы тоже не удавалось, у меня в руке остался не один клок волос. Но в конце концов нам с Васильевым удалось наступить перевертышу на обе ступни и пригвоздить к земле. Димка схватил его за затылок, я за челюсть, и Жрец приблизил ко рту существа откупоренную ампулу. Я выдохнул с облегчением.