Парик прищурился – если, конечно, парики вообще умеют это делать. Его черные розочки плотно захлопнулись, белые усы надулись. Сентябрь оглядела свой черный шелковый наряд. Каждый видел в ней Преступника – и все из-за ее костюма. Но в этом и заключается цель всякого наряда, предположила она. Одежда – это история, которую ты хочешь рассказать о себе, и каждый день – разную. Даже те парни, которые носили только простые комбинезоны и никогда не причесывались, зато знали о породах скота больше, чем о моде, – и те рассказывали свою историю:
– Мне кажется, я должна пойти и повидаться с йети, – сказала она так громко, как только смогла. Очень важно объявить о своих намерениях максимально громко, подумала она, иначе твои намерения могут подумать, что ты их стыдишься. – Я же Профессиональный Революционер, в конце концов.
– Я бы скорее назвал тебя прогульщицей, Сентябрь, – насмешливо сказал Парик. – Если я правильно понимаю твой наряд, а я всегда понимаю правильно, поскольку прочитал все книги по геральдике и королевских кодексах, какие только есть в моем каталоге, ты – Преступник.
– А мне титул Профессионального Революционера нравится больше. В конце концов, если революция удалась, она уже не преступление.
Парик наклонился к ней поближе. Он пах лавандой и тальком.
– Вот теперь вижу! У тебя на кепке изображен анархический угольно-смоляной шеврон. Говорит сам за себя.
Аэл, взволнованный, переступал с лапы на лапу.
– В этот раз все будет по-другому! Маркиза хотя бы была приблизительно твоих размеров…
Но Алфавитарий не дал ему закончить.
– Сайдерскин хочет быть Королем Одинокой Луны, но этого нельзя допустить. Ты совершенно права! Это твой
– Ну, что ж, – сказала Сентябрь с беспечной отвагой, как ей показалось, – тогда расскажи, как девочке приблизительно моих размеров управиться с йети?
Парик сморщился, заплетая и расплетая синевато-белые пряди. Через мгновение Сентябрь поняла, что именно так парики хмурятся, подобно людям в глубокой задумчивости.
– Я полагаю, тебе следует найти эту лапу йети, – вздохнул он, туже закручивая свои упругие локоны. – Без этого нечего и надеяться поймать его. Все равно что утенку состязаться с гоночным Додо.
– Ты же сказал, что она потерялась! И что ее канатами пришлось стягивать с постамента, а значит, она слишком велика, чтобы носить ее с собой. Я не уверена, что хочу применять противную высушенную лапу против того, у которого ее и украли. Если ты победил противника – это одно дело, но бить его по голове откушенной лапой его собственного прадедушки – это просто жестоко!
– Она потерялась, конечно, потерялась! Если б она не была утеряна, мы бы догадались об этом по тому, насколько состарились бы к вечернему чаю. – Локоны Парика скручивались и раскручивались. – Что же касается ее величины, я уверен, что тебе понадобится не больше ногтя, а то если возьмешь больше, то проскочишь во времени впереди него. Однако в моих книгах нет сведений о том, куда могла деться лапа, и это странно, потому что в книгах обычно есть сведения обо всем.
Сентябрь заметила, что вопрос о жестоком обращении с йети библиотекарь проигнорировал.
От-А-до-Л зубасто улыбнулся и блеснул огненными глазами.
– Планетарий, Альфи! Она должна отправиться в Планетарий! И я ее туда доставлю.
Парик потряс роскошными кудрями.
– Ну что за умница зверь, не зря я тебя нанял. Я очень доволен прошлым собой. Правда, я был несколько наивен касательно отношений вивернов с огнем, но зато какой подарок я бывший сделал себе нынешнему.
Виверн едва не плясал от радости, что нужно что-то объяснить Сентябрь, потому что объяснения были его вторым любимым занятием после расстановки по алфавиту, а Сентябрь знала так мало, что всегда нуждалась в объяснениях.