Девочка, которая зажгла солнце

не весело, и он пришел сюда не от гложущей скуки, а потому что нужно было прийти, и плевать, хочется ему, или на душе невыносимо больно и пусто, так, словно дюжина волков откусывают от нее по внушительному куску и с хрустом разрывают зубами кровавую плоть

не хочется приходить сюда. Видимо, сегодня особенный день. Давайте же навсегда забудем о нем.

Дауни поежился от хлестнувшего по лицу порыва ветра и зажмурил слезившиеся глаза, отмечая вдалеке какое-то скопление народу. Лишь подойдя ближе, он смог разглядеть некоторых из тех людей, кто не прятали лица в высокие воротники и шарфы или не прикрывали его дрожащими руками. Из толпы двух десятков человек более всех выделялась семья Робертсонов, поникшая и не реагирующая на окружающую их суету и слова сочувствия. Младшая и ставшая вновь единственной дочерью Хлоя крепко сжимала в кулаках подол своего темного платья, нещадно терзаемого разыгравшимся не на шутку ветром. Мистер Робертсон бережно поддерживал под руку поникшую супругу, не давая ей осесть на землю и испачкать черную шелковую накидку. Но заметив приближающегося к ним парня, женщина слабо улыбнулась (по крайней мере, так подумал сам Джек, заглядывая с скрытые под сеточкой вуали глаза) и подозвала его ближе. Ее голос хрипло перебивал кладбищенскую тишину:

— Здравствуй, милый. Мы, правда, уже и не ждали тебя увидеть. Спасибо большое, что все же пришел.

На последнем слове Джанетт вздрогнула, и мужчина крепче прижал ее к себе, что-то настойчиво шепча на ухо. Хлоя одарила Дауни понимающим взглядом.

Они скорбят, сдерживаются изо всех сил, чтобы только не показать всем своих истинных, настоящих эмоций. Это же удивительно — потерять человека. Как будто самому умереть вместе с ним, но не видеть конца страшной пытки, носить тяжесть с собой изо дня в день, чувствуя, как разрывается от отчаяния сердце, и все равно изображать на лице слабое подобие улыбки.

— Вам не за что благодарить меня, миссис Робертсон, — ответил ей Джек, ощущая, как столь знакомая и привычная фамилия пеплом оседает на языке. — Я не мог не прийти в такой день.

Больше они ничего не смогли сказать; все присутствующие сошлись на том, что молчание бывает порой даже ценнее, чем глупые разговоры. Когда в воротах показался перед затонированного автобуса, незнакомый Джеку мужчина в длинном пальто ахнул и прикрыл рот мозолистой рукой.

Хочешь посмотреть ей в глаза, Джеки? Но зачем? Не боишься увидеть в них свое отражение?

Парень устало потряс головой и пристроился позади светловолосой девушки в шляпе с торчащим кверху перышком. Так он одновременно мог наблюдать за происходящим перед толпой, но в то же время оставаться незаметной тенью. Да, это лучшее место. Несомненно.

Машина медленно миновала полукруг арки, куда едва помещалась из-за своих немалых размеров, и остановилась перед собравшимися людьми. Дверцы тяжело распахнулись, и наружу спрыгнул водитель, в то время как его компаньон открыл окно и закурил сигарету. Мужчина тут же пробежался глазами по каждому из присутствующих, но не успел добраться до Джанетт, так как она сама вышла к нему навстречу — печально-радостная, никак не желающая смириться со своим горем женщина в черном. После пары сказанных водителю фраз, она как можно громче обратилась к собравшимся, перекрикивая свист неутихающего ветра:

— Двигайтесь за автобусом, прямо по дороге. Это недалеко отсюда, идти всего пару минут.

Гости покорно кивнули, словно не ждали иного ответа, и длинной колонной потянулись за медленно уплывающим в сторону крестов и могил транспортом. Только сейчас Джек был благодарен этой небольшой передышке — он уже не был полностью уверен в том, что поступил правильно, придя сюда. Волоча ставшие тяжелыми и неповоротливыми ноги по грунтовой земле, нисколько не заботясь о целостности и чистоте лакированных ботинок, он подумал, что не сможет подойти к гробу. До этого момента парень не осознавал весь ужас ситуации, разглядывал происходящее сквозь какую-то мутную завесу, а сейчас ее будто выдернули прямо из рук и закричали в самое ухо: «Вот, смотри, погляди, что случилось на самом деле!»

«Я иду хоронить свою подругу», — внезапно произнес он почти шепотом, не позаботясь даже обернуться и проверить, слышал ли кто его обращенные в пустоту слова. «Не думаю, что в жизни мне доведется присутствовать на еще чьем-нибудь трауре. Просто, это очень странное чувство.