Девочка, которой не стало

Он взялся за трубку телефона и набрал номер полиции. Все время разговора Алихан не переставая сверлил его гневным взглядом и нервно перебирал пальцы. Время от времени он косился на мать девочки и что-то тихо шептал.

Повесив трубку, Ахмед Имранович сел и на несколько секунд откинул голову на кресле, собираясь с духом сделать то, что ему только что делать запретили.

Аида с трудом дождалась, пока из реанимации не придет дежурная медсестра.

— Ну что там? Что с ней?

Глаза у молодой девушки распухли от слез, она прислонилась спиной к стене.

— Ужасно. Просто ужасно. Не могу поверить… Бедный ангелочек. Что же это за тварь такая?!

— Что с ней?

— Она в сознании. Но не знаю, не знаю… — Девушка постаралась аккуратно смахнуть слезы с наращенных ресниц. — Кровотечение вроде остановили, но… — она зажала рот рукой и покачала головой. — У нее все разорвано. Ну просто все…

Ее затрясло, и Аиде пришлось обнять ее за вздрагивающие плечи и пару минут гладить по спине, обещая, что мерзавца непременно поймают.

— Республика маленькая, далеко ему уйти не дадут! — приговаривала она.

— Вот именно, маленькая, — возразила медсестра. — Каждый друг другу родственник. Наверняка окажется, что он зять или троюродный брат кого-то из ментов. Вот увидишь, все они замнут. Вот увидишь!

В сестринскую вошел Ахмед Имранович и огляделся, проверяя, есть ли еще кто кроме Аиды и реанимационной медсестры.

— Вы одни?

— Да, — ответила Аида. — Вы вызвали полицию?

— Вызвал.

— Что-то случилось?

— Мне только что звонили сверху. Мы должны держать язык за зубами, под угрозой увольнения — чтобы ничего не просочилось в СМИ. — Он помолчал. — И мне запретили перевозить девочку в областную больницу, чтобы не было лишних свидетелей.

— Но ей обязательно нужно туда! — воскликнула Аида. — Мы ее не вытянем! А если вытянем, то она… ей наверняка понадобится много операций.

— Я знаю, — согласился Ахмед Имранович. — Поэтому мы ее все равно перевезем. Под мою ответственность.

— А вам за это не прилетит?

— Может прилететь. Ну, мы еще посмотрим, кто кого. И еще одна просьба. Мне, конечно, велели молчать, но… думаю, молчание сейчас неуместно. Я прошу вас связаться с нашими группами и каналами и распространить информацию. Минимально, никаких подробностей. Не для хайпа, а для огласки, чтобы им сложнее было дело замять.

Аида нахмурилась:

— Вам точно прилетит.

— Я постараюсь это уладить, и будет легче, если вы сделаете это с безымянного аккаунта. Но я вам ничего не говорил! Конечно, я не имею права вас заставлять…

— Мы все сделаем, — оборвала его Аида, доставая телефон.

Грузный мужчина средних лет с трудом выдохнул и сбросил вызов, задумчиво посмотрел в окно. Ему было отвратительно чувство облегчения, которое он только что испытал, но, стоя в одиночестве в собственном кабинете, ему ни к чему было врать самому себе: да, он в прямом смысле слова вздохнул с облегчением, узнав, что девочка умерла.

Безусловно, ему было жаль бедняжку, на долю которой несправедливо выпало столько испытаний. Когда он в больнице подошел к ее кровати и сжал худенькую ручку, сердце его сжалось от горя. Он ведь не был чудовищем, вовсе нет. Ему по-настоящему, искренне было ее жаль, но… ей и правда было лучше умереть. Он ловил ее слишком усталый для ребенка взгляд и не мог выбросить из головы эту пульсировавшую, словно выброшенная на берег склизкая медуза, мысль: «Лучше бы тебе умереть. Не для меня, нет. Для самой себя тебе лучше бы уйти, малышка. Как ты вырастешь, неся в себе столько страданий? Как ты будешь жить среди нас с таким прошлым?»

Однако смерть девочки была избавлением от страданий не только для нее самой, но и для следствия. Теперь жертвы не было, не было главного свидетеля, и можно было подумать над вариантами. Конечно, предстояло еще разобраться с пятнадцатью мужчинами, задержанными по подозрению в преступлении. Их анализы уже направили на экспертизу, но центров по стране было немного, ему сказали, что результата, возможно, придется ждать несколько месяцев. Еще надо было тщательно оберегать тайну следствия от пронырливых правозащитников и журналистов. Немного времени, и общественность забудет про этот раздирающий разум случай, а со смертью девочки и некому будет про него напомнить.

А еще, умерев, девочка принесла избавление всему своему народу. Конечно, народ требовал наказать преступника, но то был не их народ. Это был левый, ничего не значащий народ из соседних республик и регионов. Какие-то общественники и блогеры, возомнившие себя вершителями судеб. Земляки же, к которым и стоило прислушиваться, молчаливо — а некоторые и вслух — требовали замять дело и более не полоскать доброе имя нации в помоях СМИ.