Девочка, которой не стало

В кабинете, куда Ахмед Имранович, завел Залиму, было прохладно из-за работавшего кондиционера. Она села в предложенное кресло и скучающим взглядом обвела стены, увешанные грамотами и сертификатами. Какой образованный он, этот врач. Таких не проведешь. Она, конечно, слишком глупая, чтобы тягаться с образованными людьми. Не надо было приезжать.

— Кто это сделал? — не выдержал врач, несколько минут наблюдавший за ней со своего места.

Она молча посмотрела на него и пожала плечами. Сдавать Алихана? Она не самоубийца. А он наверняка до нее доберется, если узнает, что она проболталась.

— Ты хоть понимаешь… ты понимаешь, что твоя дочь может умереть? У нее гемоглобин тридцать! Огромная кровопотеря! Ты что, не видела? Почему не привезла сразу?!

— Меня не было дома, — осторожно сказала Залима.

Это была правда. Когда она пришла на обед из своего магазинчика, то обнаружила дочь в ее кровати. Та была непривычно тиха и бледна, голова перебинтована.

«Она упала и ушибла голову, — сказала мать. — Я полила перекисью и завязала. Не бери в голову, отлежится и придет в себя».

Залима не знала, на что рассчитывала мать, произнося эту бессовестную ложь — что она не осмотрит своего ребенка? Не откинет одеяло, чтобы сменить запачканную кровью майку, и не увидит побуревшую скомканную простыню? Но Залима откинула одеяло. Увидела простыню. И застыла, отгоняя от сердца навалившееся тяжелое предчувствие. То, что с ней самой произошло в без малого четырнадцать, ее дочь пережила в пять.

Не в силах до конца поверить своим глазам, Залима смогла только произнести «Кто?» и почему-то не слишком удивилась ответу. Кому еще было дозволено творить в этом доме все, на что когда-либо был способен извращенный человеческий разум?

Мать что-то твердила про долги Алихана, про видео, за которое ему обещали много денег. Про то, что он обязательно поделится с ними. Про то, что он не хотел, чтобы все так вышло, просил прощения и обещал помочь с лекарствами. Что она знает пару отличных кровоостанавливающих рецептов, которые наверняка помогут девочке оправиться. Залима слушала ее трескотню, совершенно растерянная и перепуганная состоянием девочки. Что будет, если она тут умрет? Вдруг кто узнает? Что тогда? Их посадят? Убьют или выгонят из города? А если и не умрет, остановится ли Алихан, поняв, что «пронесло»?

Дочь захныкала, протянула руки, и Залима автоматически укрыла ее снова и приобняла. Не крепко — ей никогда не нравились обнимашки с детьми — но достаточно, по ее мнению, чтобы утешить и поддержать.

«Ну-ну, тише. Не плачь, — проговорила она. — Все пройдет».

И сама себе мысленно отвечала: «Что пройдет? Ничего уже не пройдет».

Спустя время кровотечение все же стало стихать, а Залима немного успокоилась, приняла непоправимость произошедшего. Однако бледный вид дочери и то, как она время от времени отключалась, будто не засыпала, а теряла сознание, не переставали ее тревожить. Несмотря на неприязнь, Залима вовсе не желала дочери смерти.

Мать настрого запретила ей обращаться в больницу, но потом, когда она отлучилась, Залима не выдержала и движимая каким-то необъяснимым чувством, возможно, остатками неосознанного материнского инстинкта, которые нашлись в ее душе, набрала номер скорой. Просила приехать поскорее, но не потому, что девочка была в критическом состоянии, а больше боялась, что Айна вернется раньше и сумеет отговорить ее. Противостоять матери было для нее совершенно невозможно.

Мать вернулась, когда они как раз на машине выезжали из ворот. Айна за мутным стеклом не увидела устремленный на нее испуганный взгляд Залимы, при посторонних ругаться не посмела, лишь прожгла борт машины колючими темными глазами, мысленно наверняка послав на ее голову все имевшиеся на земле проклятья.

— А где ты была? — продолжал свой допрос Ахмед Имранович.

— На работе, — ответила Залима.

— Кто был с девочкой?

— Бабушка. Моя мать.

— Мужчины есть в доме?

— Нет.

— Но бывают?

Залима безучастно смотрела на грамоты любопытного врача. Если бы он жил в их районе города, не задавал бы такие глупые вопросы. Все знали про их дом. Кому надо, открывали калитку и тенью просачивались на внутренний двор, крепко закрыв ее за собой. В основном, как раз-таки мужчины. Другие же обходили дом стороной, правда пытались подсмотреть в щелку, что там внутри, одновременно цокая языками и качая своими святыми головами в платках и мусульманских шапочках. Порой по пятницам соседи подходили к воротам и оставляли пакеты с ношеной одеждой и гостинцами для детей.

— Так бывают мужчины в доме?

Залима молча кивнула.

— Кто? Братья твои? Дядьки есть?

— У нас нет родни.

— Как это? — искренне удивился Ахмед Имранович. — Разве так бывает? А кто тогда приходит?

Залима перевела на него многозначительный взгляд. Скрывать правду она не видела смысла. Врач смутился, и она упивалась его смущением и вытянувшейся физиономией. Он с осуждением покачал головой, и этим движением Залима тоже насладилась сполна.