Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ)

— Мутный ты фраер, Гордей! И нашим, и вашим успеваешь. И главное, и те и другие довольны остаются. — Помолчал, буравя взглядом. — У меня нет выхода на Утешева, мамой клянусь! Я слишком для этого мелкий.

— Не прибедняйся, Тагир, ты пол-Москвы в узде держишь. Наверняка есть с кем законтачить.

Алиев, закинув ноги на столик с бухлом, спустил очки на глаза. Долго молчал, пожёвывая волосину с бороды.

— А с чего ты вообще взял, что он связан с Жагровскими? Те беспредел воротили, а этот — человек уважаемый, с кристальной репутацией. А может, ты и не под Жагровских тогда рыл, а под него? И может, нет у тебя сейчас никаких тёрок с конторой? Снова играешь, Гордей? За дурака Алиева держишь?

— Наоборот, уважаю, потому и пришёл. А насчёт конторы — сам проверь, уверен, коны у тебя остались.

— Ну допустим. А твой-то интерес в чём? Зачем тебе господин У?

— Это личное.

Алиев оскалился в понимающей ухмылке:

— Крышу от своих ищешь? Всё-таки прищемили? А ведь я ещё когда тебя к себе звал! А ты отказался, гордый…

Гордеев поднялся.

— Ладно, я понял. Но если вдруг вспомнишь такого Утешева и случайно узнаешь, как на него выйти — буду благодарен. — И уже на выходе остановился. — Кстати, слыхал что-нибудь о том, что Череп якобы жив на самом деле?

— Череп, это тот, который под Жагровскими ходил, и который бабу твою грохнул? Нет, не слыхал ничего такого. А что, в самом деле живой?

— Да если бы я знал, я б его лично… — хрустнув кулаком, Гордеев провёл большим пальцем по горлу. — Ладно, я ещё недели полторы в Москве, буду рад, если снова увидимся. По существу вопроса.

— Погоди! Ты, говорят, теперь дочку Черепа шпилишь? Что знаешь о том, зачем он на неё такую грандиозную охоту устроил?

Гордеев пожал плечами:

— Самому интересно.

— Потому и шпилишь?

Гордеев расслабленно рассмеялся.

— Подумай о моём вопросе, Тагир. Я в долгу не останусь.

Душное, мерцающее, бьющее басами по ушам нутро клуба выплюнуло Гордеева через служебный ход на заваленный коробками и поддонам двор. Сыпал снег, оглушающей тишиной висела ночь. Кивнув на прощание безопаснику Алиева, Гордеев вдохнул полной грудью и направился пешком вниз по улице.

Минут через сорок вошёл в двери неприметного хостела, оттуда к своему койка-месту. Вынул из сейфа сумку с вещами и отправился в душ.

Смыв с себя кабачный угар и запах голых тёлок, переоделся в обычные шмотки, те самые, которые покупал на прошлой неделе вместе со Славкой. Надевая, закрыл глаза — рубашка пахла ею. Не объяснить толком, потому что это не парфюм и не косметика. Просто невнятный тонкий аромат, от которого перед глазами тут же ярко всплывает образ…

Мотнув головой, открыл глаза. Это всё лирика, не имеющая отношения к делу. А вот разговор с Алиевым порадовал. Гордеев знал, что у того действительно нет прямого выхода на Утешева, слишком мелок. Но всё, что нужно было сказать — сказано. Кому надо, тот услышит. Остаётся ждать и наслаждаться затишьем перед большой охотой.

…Затишье мирно сопело, уткнувшись носом в подушку. На дорогу от хостела до гостиницы, у Гордеева ушло почти два часа. Он даже успел вздремнуть в такси и был теперь довольно бодр, но разомлевшее, парное Славкино тело под одеялом — словно кумар дурман-травы: стоит вдохнуть, и ты попал.

На ходу скидывая одежду, нырнул в тёплый кокон, к манящей сладости своей девочки. Накинулся, жадно подминая под себя, вдавливая её животом в постель, выцеловывая шею, плечи и спину. Протискиваясь в узкое, приветливо влажное лоно, дурея от её доступности, податливости.

Как малолетка, шмалящий тайком соседскую коноплю — он не мог ни остановиться уже, ни делать этого открыто. Но когда никто не видел… Когда Славка ещё туго соображала спросонья, он позволял себе и нежность, и даже беззвучный шёпот в её волосы: «девочка моя любимая… сладкая моя… единственная…» Подобным глупостям не было больше ни места, ни момента в его жизни. Да и эти урывки, по сути, — лишь медленное самоубийство. Он это понимал, но остановиться уже не мог. Как и не мог уже остановить лавину, которая неслась на них со страшной скоростью, предрекая близкий конец такому короткому и нежданному, словно сворованному у злодейки-судьбы счастью…

Глава 25

— Слав! — выдернул меня из глубокого расслабленного сна голос. — Славка, подъём!

Я открыла глаза и упёрлась взглядом в сосредоточенное лицо Игната.

— Полминуты на сборы!

Кинув что-то на постель, он метнулся в прихожку, а я растерянно схватилась за то, что он кинул, но даже не успела ничего понять, как Игнат приглушённо выругался от порога и, влетев в комнату, рванул меня за руку:

— Бежим!

Мы выскочили из номера и в дикой суете, заметались от двери к двери, которые Игнат пытался открыть целым веером карт-ключей в руке. За углом коридора громыхнула ведущая на этаж дверь, послышался топот. По ощущению — там была целая толпа сохраняющих тревожное гробовое молчание мужиков в тяжёлых ботинках.

Один из замков пикнул, и мы с Игнатом провалились в тёмное нутро пустого номера.

— Тихо! — шёпотом приказал Игнат и приник к глазку.

Топот пронёсся мимо.