Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ)

Я умирала в его руках. Это была ненормальная, сладкая боль мотылька в паучьих лапах. Он давно уже меня высосал: мои страхи, одиночество и недоверие к людям, и незаметно наполнил самым сильным наркотиком для души — предчувствием любви. И моя новая зависимость была так сильна, что, даже понимая, что всё это лишь дурман, я хотела обманываться снова и снова.

— Тогда почему ты сразу не сказал мне правду?

— Потому что это не так. Это не он их убил.

Я резко развернулась.

— То есть… А кто?

— Я. Это я нажал на курок. Сам.

— … В смысле? — выдохнула я.

— В прямом. Один выстрел — две жизни. Я же всё-таки… профессионал.

Уронил с меня руки, отступил. Лицо очертилось тенями и словно резко постарело. Я не знала, что сказать, просто чувствовала всю глубину приоткрывшейся вдруг бездны и волосы шевелились от ужаса.

— Я не верю. Ты не мог!

— Это лишь подтверждает, что ты даже не представляешь, на что я способен.

— На такое точно нет, — упрямо, словно в полубреду, повторила я. — Значит, есть что-то, о чём ты всё ещё молчишь.

Он вдруг дёрнул меня к зеркалу, поставил перед собой.

— Что ты видишь? — Тряхнул: — Что видишь?!

— Н… не знаю… Нас?

— Кого нас?

— Тебя, себя…

— И что? Кто мы по-твоему?

— …Люди?

— А вот и нет! — Лицо его исказилось, дрожала в яростном оскале губа. — Здесь только один человек, Слав. Один замечательный светлый… ребёнок в лапах мудака, который давно забыл, что значит быть человеком. Которому лучше одному, для которого вся эта… житейская возня — досадные помехи на пути к цели. Терминатор без души и жалости, с одной лишь оценкой целесообразности в ответ на любой раздражитель. Ну и как ты думаешь, может у этих двоих быть хоть что-то общего?

Я молчала, уже практически не видя нашего отражения за пеленой слёз.

— Со мной может быть только больно, девочка. Любовь — это не про меня, понимаешь? Я просто не умею. Я сожру тебя. Искорёжу и выкину на обочину — до конца жизни собирать себя по кускам. Вспомни об этом, когда начнёшь фантазировать о любви со мной в следующий раз. И просто наслаждайся моментом. Без иллюзий.

Только теперь я вдруг почувствовала, как безумно больно моим судорожно стиснутым в его железных ручищах плечам. Перенапряжённые пальцы впивались в них, словно стальные крюки, и чтобы ни говорил сейчас Игнат о нашей несовместимости, эта мёртвая хватка кричала об обратном.

— Ты говорил, я должна верить тебе, несмотря ни на что, вот я и верю. А ещё — потому что ты остался совсем один, и я… — Слёзы сорвались с ресниц, потекли сразу по обеим щекам. — Я так за тебя боюсь!

Игнат со стоном ткнулся лицом мне в волосы. Мучительная хватка рук превратилась в трепетные, выжимающие душу объятия:

— Какая же ты ещё наивная, Слав…

— Просто ужас, какая дура, да, — попыталась улыбнуться я. — И раз уж с этим мы разобрались, может, ты всё-таки… сделаешь мне ма-а-а-аленький шрамик? Просто на память?

Встретились взглядами через зеркало. Глаза Игната потемнели, стремительно разгораясь глубокими хищными огнями.

— Пожалеешь ведь, дурочка…

— Пфф!

Доля секунды — и мои волосы на его кулаке. Заставляя со стоном прогнуться назад, впился в губы бесцеремонным поцелуем и рванул платье на груди. Шёлк треснул, оставаясь в его руке длинным лоскутом.

— Видит Бог, — глухо прорычал Игнат, — ты сама напросилась…

Накинул обрывок платья на глаза, стянул жёстким узлом на затылке. Я задохнулась от неожиданности, но безропотно замерла, ожидая что дальше. А Игнат подхватил меня на плечо и почти сразу же швырнул — уже на кровать, ничком в покрывало. Распластав под своим весом, звякнул пряжкой, вырывая ремень из брюк…

Подумалось вдруг, что он меня сейчас просто выпорет за дурость, и на этом всё закончится, но нет — Игнат, заломив руки за спину, накрепко стянул мои запястья ремнём. Потом тихонько щёлкнуло… и спины вдруг коснулось что-то холодное. Я обмерла: нож! И я даже знала какой — тот складной, с костяной ручкой и коротким треугольном лезвием, острым, как самурайский меч. И сейчас он скользило по моим голым плечам, вычерчивая кончиком царапины-вензеля — легко, почти невесомо, но заставляя задыхаться от предчувствия настоящей боли.

— Скажи хватит, — склонившись к уху, потребовал Игнат. — Откажись, пока не поздно!

— Нет, — немеющим языком пролепетала я. — Нет. Я хочу!

Мне было не просто страшно — жутко. Я не была готова такому повороту. Я ведь думала — будет анестезия и тонкий хирургический скальпель, возможность морально приготовиться и вообще — заботливая нежность со стороны Игната… А получила лишь его грубую силу и ярость.

Но отступать всё равно не собиралась!

Нож с треском рванул тонкий шёлк платья от низа до верха. Я взвизгнула. По оголившейся коже хлынули высоковольтные искры-мурашки. А нож, царапая, заставляя вздрагивать и обмирать, уже пополз вдоль позвоночника вниз. Замер между лопаток… и ещё ниже, опасно проскальзывая между ягодицами, с болезненным уколом подцепляя и вспарывая перемычку стрингов.

Я дёрнулась. Игнат властным тычком в спину впечатал меня обратно в постель и вложил в руки нож — так что острый кончик легонько кольнул поясницу. Сжал пальцы поверх моих: