Девочка, которую нельзя. Книга 3

– Ну раз такое дело… Он был чеченцем. По молодости долго жил в Москве, учился на хирурга, работал в больнице. Потом, в начале девяностых, вернулся на родину, людей лечил, женился, детей родил. А потом война. Тогда многие запутались. Искренне думали, что за свободу борются, а на самом деле на козни Шайтана попались. И Бадрун в их числе. Был полевым хирургом, оперировал раненных боевиков, лишь изредка навещая семью, что выживала в ауле. И в один из таких дней приполз к его порогу раненный русский. Откуда взялся – один Аллах знает. Кричал от боли, рану в животе руками зажимал… А Бадрун к нему не вышел, и никому из домашних не велел. Ночью крики прекратились, а утром жена Бадруна узнала в истекшем кровью русском парне того, кто не так давно, пока её муж воевал в горах, здесь, в окрестностях аула, прикрыл собою от взрыва их маленького сына…

Повисла пауза. Был ли этот рассказ живой притчей или правдой, но сходилось в нём многое – от мастерской ампутации, до непрестанных молитв Бадруна и стойкого соблюдения обета молчания.

– Я держал его за руку, когда он ушёл к Аллаху, – наконец прервал молчание Гордеев. – И сдаётся мне, он заслужил своё прощение, потому что ушёл с улыбкой, как будто увидел в небе что-то… долгожданное.

Ещё через пару дней в аул приехал человек из Конторы.

– Бирюков, – сухо протянул он руку. – Юрий.

Фамилия была знакома. Этот Юрий занимал должность равную Синякину, но в параллельном отделе. И то, что сюда приехал он, а не Генка, как и то, что Бирюков приехал лично, не сулило ничего хорошего.

Смотрели друг на друга: Гордеев пытаясь сориентироваться как себя вести, а Бирюков откровенно разглядывая измождённое, бородатое лицо Гордеева.

– Синякин? – наконец коротко спросил Гордеев сразу обо всём.

Бирюков едва заметно склонил голову к плечу. Глубоко заинтересован, хотя и скрывает. Возможно, как и Гордеев, не вполне доверяет и пытается на лету просчитывать ходы. Фильтрует поступающую и исходящую информацию.

– Под следствием.

Невозмутимый взгляд глаза в глаза… Но сколько же и без того скудных сил забирает у Гордеева это видимое спокойствие!

– Что вменяют?

– Ну а ты как думаешь? – с прищуром сложил руки на столе Бирюков. – Превышение должностных, нарушение устава, возможно, даже, диверсионная составляющая…

– Нет! – перебил Гордеев. – Он не предатель.

– Следствие разберётся, – пожал плечами Бирюков. – Сам же понимаешь, я к этому доступа не имею.

– Это была самоликвидация. Никто не ожидал, что Утешев лично подорвёт лабораторию.

– Вот-вот, – кивнул Бирюков, – ещё и Утешев. А там, – многозначительно поднял глаза к потолку, – между прочим сильно недовольны тем, что вы наводите тень на плетень. Да и где он, этот ваш Утешев? Благополучно сдёрнул за бугор?

– Скорее, в бугор. Безвозвратно. Но это всё непредвиденная ситуация. По нашим расчётам, он вообще не должен был лезть в лабораторию в те дни.

– А по их расчётам, – снова взгляд в потолок, – в это не должны были лезть вы. А поэтому и смягчающих вам скорее всего не будет.

Гордеев рассмеялся. Это было банально, как дважды два – происходил поиск и слив стрелочников, лишь бы не раздуть скандала с высокопоставленным преступником. И тем обиднее было так глупо попасть под раздачу, что с самого начала прекрасно понимал эти механизмы.

– А что с лабораторией? Вообще ничего полезного не изъяли?

Бирюков пожал плечами.

– Немного штаммов, обломки оборудования, спасённые женщины и дети. Но ни документации, ни свидетелей из лаборантов – все из них, кого не раздавило обвалом, траванулись цианидом из воротничка. Представляешь, что они там скрывали, что предпочли сдохнуть, чем пойти под следствие? – Сощурившись, погрыз губу. – Я против вас с Генкой ничего личного не имею, поверь. Больше того, понимаю, как сложно было рыть под Утешева и все риски, с этим связанные, тоже. Но сделать ничего не могу, понимаешь? Не я следак, к расследованию дела не имею, повлиять на него не могу. Знаю только, что на Генку пытаются повесить сотрудничество с пиндосами. И разнарядка скорее всего с самого верха, только хрен пойми от кого именно. И, соответственно, ты тоже теперь под это пойдёшь. И единственный шанс для вас обоих – пока никто не знает, что ты объявился, довести дело до конца.

– То есть? – откинулся на спинку стула Гордеев. Разговор приобретал неожиданный поворот.

– Руководство операцией передано мне, но на данный момент она официально приостановлена. И это очень плохо, потому что время идёт, по всему миру уже бушует вспышка атипичного гриппа с высокой летальностью, и есть все основания полагать, что у штамма искусственное происхождение. Что ещё может вспыхнуть на этом фоне – большой вопрос. Поэтому есть неофициальное добро на продолжение операции, а также предположение откуда стекались директивы для разрушенной лаборатории. И незначительные наработки в виде внедрённого агента.

– Внедрённый агент – это уже до хрена, вообще-то.