Девочка-лед

Данила какое-то время молчит, и, честно говоря, мне не по душе то напряжение, что повисает сейчас между нами.

— Ален, мне не нравится то, что происходит, — практически по слогам чеканит Князев, по-прежнему стоя ко мне спиной.

— А что происходит, Дань? — голос мой все-таки предательски плывет.

— Вот только не делай из меня идиота! — резко разворачивается.

Брови сошлись на переносице. Ноздри в гневе раздуваются. Смотрит насуплено в мою сторону. А я в этот момент не знаю, куда деться. Провалиться бы под землю вот прямо сейчас.

— Ты лжешь, так ведь? — прищуривается и делает пару шагов по направлению ко мне.

По спине от его чересчур внимательного взгляда ползет холодок.

— Не понимаю, о чем ты, — сглатываю ком в горле и растерянно жму плечом.

Неужели он о чем-то догадывается? Но ведь по большому счету между мной и Романом ничего и нет, верно?

Да-да, продолжай активно убеждать себя в этом.

Как назло, в памяти отчетливо всплывают слова, которые одноклассник произнес в темном кабинете, всего каких-то несколько минут назад.

«Есть не могу. Спать не могу»

«Это не лечится, Лисицына»

«Слышишь, как оно стучит? Это из-за тебя»

«Мне покоя нет. Не понимаешь, да?»

— Ален, — Князев кладет руки мне на плечи. — Я знаю, ты скрываешь от меня что-то. Скажи, он… обижает тебя, да?

— Не больше, чем обычно, — старательно поддерживаю легенду.

— Я не о том, что он продолжает цеплять тебя, — раздражается Князев все больше.

— Дань…

— Беркутов пристает к тебе? Ален? — весьма настойчиво напирает на меня с вопросами. — Только скажи мне, слышишь! И я разберусь с ним.

— Стоп, стоп, Дань, успокойся, пожалуйста! — отхожу от него. Не хочу, чтобы он вот так меня касался. Не после того нашего разговора, состоявшегося в раздевалке для девочек.

Подхожу к окну и какое-то время наблюдаю за тем, как кружат по ту сторону стекла снежинки. Устраивать сейчас разбор полетов — нет желания совершенно.

— Я вижу, КАК он смотрит на тебя, ясно? — первым нарушает образовавшуюся тишину Князев.

Смотрит… Думаешь, только смотрит?

Я стыдливо опускаю ресницы, вспоминая, как горячо Роман целовал мою шею. И вот даже сейчас я словно чувствую его губы на своей коже, и сразу же вдоль лопаток нестройным отрядом бегут мурашки.

Самой себе могу признаться, что это было… невероятно волнительно и будоражаще. А еще приятно. Слишком приятно. Я растерялась и точно не смогла бы остановить его, если бы он захотел поцеловать меня снова…

Господи ты боже, Лисицына, о чем ты думаешь? Спятила? Это же Беркутов…

— Ален, — Князев подходит сзади и снова приобнимает меня за плечи. — Он принуждает тебя к чему-то?

Нет, Дань. Весь ужас в том, что я, кажется, уже и сама не против того, что он вторгается в мое личное пространство…

— Да что ты такое говоришь! — вспыхиваю фейерверком, поворачиваясь. — Нет. Хватит выдумывать! Твоя фантазия совсем границ не знает?

— А что тогда? — в прямом смысле слова продолжает наступление, вынуждая меня вжаться спиной в холодную стеклянную поверхность.

— Ничего, Даня. Ни че го, — отвечаю полуправду, смело глядя ему в глаза.

— Что вы там делали наедине? — сокращает расстояние, нависая надо мной. Задает вопрос, который я боялась от него услышать.

— Мы…

— И почему, черт возьми, ты с ним танцевала? — выплевывает с презрением во взгляде. — Объясни мне, Ален, а то я начинаю делать неправильные выводы.

Я стою напротив него и впервые за два с половиной года дружбы не могу найти подходящих слов. Их просто нет! Мне бы самой знать, почему…

— Мы просто стали общаться несколько иначе, — выдаю, наконец, нейтральную версию я. — По нормальному.

— По нормальному? Да с чего вдруг? — насмешливо произносит и кривит при этом губы.

С того, что в адову ночь он был единственным, кто встал на мою защиту. Несмотря на то, что к моему похищению были причастны его друзья.

С того, что как выяснилось позже, оплатил мое лечение и пребывание в больнице.

С того, что, благодаря ему, из нашей с Ульяной жизни исчез садист Валера.

С того, что не поверил в то, что я — воровка. А ведь практически весь класс активно настаивал на этом.

— Почему ты молчишь? — прерывая мой внутренний монолог, спрашивает недовольно.

— Я…

— С каких пор Беркутов для тебя просто «Рома»?

С тех пор, как я узнала его лучше. С тех пор, как поняла: хорошее в нем тоже есть…

— Хватит ко мне прикасаться, Дань! — вместо этого вылетает непроизвольно.

— Что? — смеется и ошарашенно качает головой. — Да что с тобой, Лисицына!

— Отпусти! — выразительно смотрю на его пальцы, сжимающие мои плечи.

— Ладно, — демонстративно отодвигается, поднимает ладони вверх, а потом убирает их в карманы брюк. Наверное, стрелочки на них его мама наглаживала все утро.

Данила с особой тщательностью рассматривает меня снизу-вверх. И на лице его застывает очень странное выражение.

— Алена, держись от этого ублюдка подальше! Я боюсь, что он обидит тебя. Ясно?

— Ясно, — киваю в ответ.

— Ты же ведь даже не представляешь, какое он ничтожество!

— Дань, все мы, когда-нибудь ошибаемся…

— Нет, прекрати, только не защищай его! — ревет, повышая на меня голос. — Твою мать, ты же не дура!