Девочка-лед

Я прислушалась к совету Романа. Рассказала все, как есть, опуская лишь некоторые детали, касающиеся монолога Ники. И вот — уже спустя час в кабинете, изображая жертву обстоятельств, горько рыдала учащаяся одиннадцатого «Б» Марина Сивова. Утверждая, что и ей Грановская угрожала ножом. Мол потому и согласилась участвовать в детально продуманном плане Вероники, целью которого было меня «припугнуть».

Вот и вся дружба. Как только Сивовой объяснили, куда она попадет, теплые чувства к подруге растаяли как эскимо на солнце. Но ее версия с моей, конечно же, не совпадала. Со слов Марины, она только держала меня и просила Нику остановиться, когда начала понимать, что все зашло слишком далеко.

В голове у меня все еще раздавался ее веселый смех, и я, глядя на нее, поражалась тому, какое она ничтожество. А Сивова? Что Сивова… Она истерила и плакала. Повторяла, что не виновата. Что ее заставили. Принудили.

Я ушам своим не верила. Марина изворачивалась как уж на сковороде. Врала безбожно, не краснея. Пыталась извиняться передо мной. Неискренне совершенно. И потому мне не было жаль ее совсем. Даже хорошо, что ей грозит воспитательное учреждение. Если ее и впрямь отправят туда, в чем я пока сомневаюсь, то многие учащиеся вздохнут свободно. От ее тяжелой руки то и дело страдают те, кто помладше.

Родители Сивовой: пожилой дядечка и очень пышная дама, молча кивали головами, внимательно слушая инспектора. Чего не скажешь о Грановских, заявившихся в Гимназию часом позднее.

Мне родители Вероники не понравились сразу. Они вели себя просто ужасно. Хамили директору, нападали с обвинениями на меня и Рому, который, к слову, тоже пострадал от рук своей бывшей девушки. Я, когда увидела его окровавленный джемпер, очень испугалась.

Порезала. И его тоже она порезала… Совсем с ума сошла, глупая. Разве можно вот так? Разве причинишь ты боль тому человеку, которого любишь? Для меня эти две фразы даже дико употребить в одном предложении.

Пока отец Грановской по имени Алексей поливал грязью Пельш и толкал Ромку, утверждая, что во всех бедах виноват он и только он, я думала о том, что Вероника глубоко несчастлива. Моя мать, к примеру, не пытается делать вид, что я — центр ее Вселенной, а тут… «Ника. Ника», «мы все делаем ради дочери». А по итогу выходит так, что не очень-то они со своей дочерью и знакомы. По их описанию — речь будто о другом человеке. Хотя для родителей их ребенок всегда идеален, наверно.

Когда дело чуть не дошло до драки, сотрудники полиции очнулись и увели-таки буйного Алексея на пару с женой в отдельный кабинет. Рома же до этого момента оставался странно спокойным. Молча слушал отца Грановской и так же безмолвно стерпел его нападение. А ведь мог ударить в ответ запросто, но не стал этого делать. И это вызывает уважение.

После концерта Грановских (мать Ники вообще изобразила сердечный приступ), Рома просто подошел ко мне и взял за руку. Так и стоял рядом, сжимая мои ледяные пальцы в своей, перемотанной бинтом ладони. И почему-то мне вдруг захотелось, чтобы никогда не отпускал…

Что до моей матери, то в гимназию она не приехала. До нее так и не смогли дозвониться. Поэтому один из сотрудников уже ночью поехал к нам домой вместе со мной. Рома тоже поехал. Но подняться ему запретили, ссылаясь на разговор тет-а-тет.

Проводил меня до двери. Поцеловал в лоб и пообещал, что мы увидимся утром. И руку все-таки отпустил. А так не хотелось…

К счастью, были в нашей обшарпанной квартире только мать и Вадим. И даже почти трезвые, что удивительно. Но инспектору, думаю, итак все стало предельно ясно с первых секунд знакомства. Алкоголиков со стажем видно, что называется, невооруженным глазом. Да и стойкий аромат горячительных напитков нашу обитель не покидает уже слишком давно. Мне кажется, он въелся во все щели, впитался в ткань занавесок и намертво закрепился в том месте, что зовется домом…

Противно было наблюдать показную реакцию матери на новость о том, что ее «дочь подверглась физическому насилию со стороны одноклассниц». Охала, ахала, гладила мою руку и сжимала плечи, то и дело окидывая меня озабоченным взглядом. Выглядело это настолько фальшиво, что хотелось в ту же секунду встать и покинуть квартиру. Квартиру, так и не принесшую нам счастья, а ведь именно на это рассчитывала бабушка.

Прости, ба… не вышло.

Кстати о матери. Вот она стоит передо мной. Колошматить начала ногой по двери с требованием открыть. Под мышкой у нее зажата пачка сока, в руках тарелка с колбасной нарезкой и тот самый оливье, о котором упоминала Грановская…

Глава 63

АЛЕНА

Закрывает дверь на замок изнутри. Сажает Ульяну за письменный стол. Берет с полки стеклянный стакан и наливает апельсиновый сок. Пододвигает к девочке тарелку и кладет рядом ложку с коротким «ешь и сестре оставь».

Спасибо, мам, но вот что-то в горло кусок не лезет.

— Ну, как ты? — осведомляется сухо. — Сильно-то тебя порезала та сука? Ты так и не дала глянуть мне!

И не дам…

— Мам, здесь же Ульяна, — осуждающе смотрю на нее.